Но она бы смеялась намного меньше, если бы узнала, что эту пьесу мы прочли, потому что Ричард ухитрился заказать книгу в библиотеке нашего графства от имени леди Хаверинг и подделать ее подпись.
Словом, сначала Ричард играл новыми смешными модуляциями как игрушкой, и ему даже в голову не приходило, что голос изменился навсегда.
Однажды, когда он пел под мой аккомпанемент итальянскую арию, он вдруг пустил петуха. Слегка нахмурившись, будто произошла малозначащая досадная ошибка, он попросил меня повторить этот кусок снова.
Я заиграла опять, но мои пальцы потеряли уверенность, и полился целый каскад неверных нот. Там было верхнее соль, и снова Ричард не взял его. Три раза мы пытались пройти этот момент, и с каждым разом получалось все хуже и хуже. Ричард даже забыл рассердиться и только смотрел на меня в замешательстве. Затем отвернулся и уставился в окно.
– Кажется, у меня ничего не получается, – недоуменно протянул он.
Он вышел из комнаты и стал подниматься к себе.
Эти медленные шаги не имели ничего общего с обычной походкой. Я слышала, как он пытается повторить музыкальную фразу, и снова у него ничего не получалось. Его дар, редкий дар, уходил от него.
После обеда, когда мы все сидели в гостиной, Ричард подошел ко мне и уверенно сказал:
– Я бы хотел попытаться опять, Джулия. Ну, спеть ту арию, что у меня не получилась утром. Сейчас все будет в порядке!
Я открыла фортепиано и установила пюпитр. Пальцы плохо слушались меня, и я довольно скверно отыграла вступление.
– В чем дело, Джулия?.. – Мама, нахмурившись, подняла голову.
Ричард, сидя у окна, набрал полную грудь воздуха и… сфальшивил. Затем снова… И опять…
Мои руки упали с клавиш, я даже не знала, что мне сказать или сделать. Еще секунду назад великолепный голос Ричарда был здесь, а сейчас он сипит так, будто искупался в водах Фенни.
Ричард в полном изумлении взглянул сначала на меня, потом на маму.
– У тебя ломается голос, Ричард, – улыбаясь, успокоила она его. – Ты становишься мужчиной.
Ричард явно не понимал, в чем дело.
– Конечно, рановато, – продолжала она. – Тебе ведь только одиннадцать. Но твой голос определенно ломается. Теперь ты не сможешь петь партии сопрано.
– Его голос станет низким?
Мне даже не приходил в голову такой поворот событий. Золотой голос Ричарда казался мне неотъемлемой частью его самого, и, судя по его ошарашенному виду, сам он думал точно так же.
– Конечно, – улыбнулась мама. – Ведь не поют же мужчины вместе с мальчиками в церковном хоре.
– Но что же я буду петь? – Казалось, он готов заплакать. Его голубые глаза стали совсем темными от огорчения. – Что же я буду петь?
– Партии тенора, – ровно ответила мама. – А партии сопрано будут принадлежать Джулии.
– Кому? Джулии? – гневно бросил Ричард. –