Тепло, светло в твоем гробу —
Быть с нелюбимым хуже смерти,
Царапать на стеклянной тверди
Звезд путеводных свет… Уйду.
Ты пальцами несешь испуг.
Льва отвернешь к стене и в угол,
И льется кровь несчастных пугал,
В которых превратил подруг.
Игрушки барина висят,
Стоят, лежат в тщете забвенья,
Ты пыжишься, как дутый гений.
Тебе всех пыток не простят,
Заброшенных садов мечты,
Велеречивых обещаний,
Слёз одинокими ночами
И мнений, в коих вызрел яд.
Уйду с дороги. Я не столб,
Не деревянный торт – покрышка,
Не глупая на поле фишка,
И мне противен твой восторг.
Макеты – призраки любви —
Великолепные ошибки —
В прострелянных мишенях шибко
Сквозят в застуженной крови, —
Так деревянная улыбка
Скрипит, задув и фонари.
Пыл юности остался жив в ее ранних стихах, он прожигал насквозь снег отчуждения пустынного скопца с неметчинкой в своем менталитете, с налетом арийского мировоззрения отрубать хвосты простодушности и считать позором откровение на грани предельной раскрытости. Слишком многое за кадром у посторонних. Но когда поэт пишет стихи, он не выбирает посторонних и своих, он пишет молитвы Богу. Даже близкие – посторонние, они только на век, а он сам – на вечность вместе со своими диссертациями.
Бывшая ПТУ – шница очень сильно помогла парню своим участием в его судьбе. Еще в молодости, когда она, будучи ученицей ПТУ, поняла, что он не женится на ней, то хотела просто исчезнуть из его жизни. Прошел месяц. Парень бесился, гормоны мучили, а найти другую такую дуру не получалось. Дур вообще мало среди женщин: все хотят всё и, желательно сразу. Помогла соседка по лестничной площадке многоэтажки, в которой пустынный скопец жил с мамой (тигрицей Чарой): эта дама узнала телефон ПТУ – шницы и позвонила ей. Разговор был суровый. Соседка пустынного скопца пригласила ПТУ – шницу к себе в гости и выказала свои мудрые доводы:
– Ты отдалась парню, он не прост, он будет профессором, а ты – дурр – ра, и дуррой помрешь, – каркала старая некрасивая тумба в бигудях. Слушать ее было противно, оттого что запах курева впитался в ее вонючий халатик с налетом чего-то модного, и ультра – сковородного, но тухлого. – Если не видишь, кто перед тобой, раскрой глаза шире, – не унималась ворона с бигуди в челке и по плечам. Эта модница, наверно, хороша с воблой после работы, чайник отмоет, бутеры порежет, было б чего резать. Вот она и решила порезать меня на кусочки вербной веточки с маленьким серым пухом. – Он будет светилом,