– Давай. – Феля вспомнила, как ездила летом к отцу в Бостон, у него дом с прислугой, проворная американская жена, а он совершенный ботаник. Мать не раз ей говорила: «К сожалению, ты пошла в отца». Но она с отцом практически и не пообщалась, он пробормотал, что у него решается судьба, и все время торчал в лаборатории. Прорыв в генетике готовил. Феле генетика казалась то ли обманом, то ли неприятным разоблачением, с тех пор как она прочла, что геномы мыши и человека почти идентичны. Это как если сказать, что слова «гадость» и «радость» почти одинаковы – различаются всего на одну букву. Зато Феля, которую отец препоручил молодому аспиранту, потеряла там статус старой девы, чему была рада – сразу помолодела.
Миша достал мобильник, стал договариваться: «Коль, тут Фелиция придет…»
– Юля, Джулия, скажи Джулия!
– Ну ладно, Фелиция-Джулия.
Фелю-Юлю взяли. С большим окладом – американским. Там все вели себя важно, одевались с шиком, ну и она – ходила на работу в строгом костюмчике, купила туфли на десятисантиметровом каблуке, вернулась к тренажеру, маникюру, морковно-яблочной, а волосы покрасила в жгуче-черный – в сочетании с серо-синими глазами это создавало имидж роковой женщины. Да только какая она роковая! Мышка, изображающая пантеру. Набрала Мише и сказала ему это.
– Продолжай изображать, это главное. Никто ж под юбку, в смысле в подкорку, не лезет. Так держать, Феличита! Спасибо, что не блондинка.
Феля, с новым именем Юля, завела роман с новым коллегой, они и в кино ходили, и в отпуск съездили, он вел себя, правда, слегка странно, ну так Феле и сравнивать было не с чем. Например, сказал: «Ты красивая, если лицо газеткой прикрыть». Это у него юмор такой. А когда она ему прочла наизусть стихотворение Цветаевой «Кладбищенской земляники вкуснее и слаще нет», он нахмурился и сказал: «Ты что, больная?» Он ничего не знал о Цветаевой и вообще читал только профильные статьи.
– Юля, литература – это же детство! – поучал он ее. – Нужно делать карьеру, а у тебя все время глупости в голове.
Но это был ее первый и, соответственно, единственный роман, этим он был дорог, и Феля готова была простить, что Он вел себя так, будто ее не любит. Понятно же, что любит, иначе зачем? Они познакомились осенью 2008-го, как раз когда грянул кризис, а для Фели, наоборот, кризис миновал, но через год, в начале сентября, когда они вернулись из турецкого «все включено» и она предложила ему устроить свадьбу в новогоднюю ночь, потому что это всеобщий и ее собственный день рождения, он сказал: «Нет, все-таки ты ненормальная. Если я женюсь, то на дочке миллионера. Брак с тобой мне ничего не прибавит».
Она рыдала на мамином плече каждый вечер, а когда мама дежурила в больнице, звала Мишу и говорила, что повесится. Однажды достала «Книгу счастья», в которой исписала за последний год почти все странички в клетку, и сожгла ее во дворе. Прохожие на нее косились, а она жалела, что у нее нет машины и, соответственно, бензина, чтоб пламя было до неба.
– Феличита, –