Юля могла ходить благодаря изнурительным упражнениям – ни у кого не видела таких стальных мышц – и книгам, помогавшим подпитать невидимой силой ее видимо размягчавшиеся суставы. Например, она верила в целебную силу заговоров, определенных звукосочетаний. Она училась на филфаке, на матлингвистике, изучая алгоритмы языков и пытаясь расшифровать программное обеспечение, которым напичкана голова, хотя компьютеров тогда, конечно, еще не было – семидесятые. Аспирантура, кандидатская, НИИ, докторская, неженская ученость – в общем, она сражалась как воин и победила. Во всех битвах, кроме тех, в которых не могла даже участвовать. И ее это стало доставать.
Девушке было за сорок, и она собралась освоить женскую долю. Поскольку секс технически был для нее трудноосуществим, она и связанную с этим тематику, любовь-морковь, отсекла для себя крепко прирученным инструментом – волей. Одевалась по-старушечьи, мимикрировала под ученую крысу, а тут вдруг решила заделаться красоткой и вилять задом. Зачем? Чтоб не сомневаться в безграничности человеческих возможностей, которые она пропагандировала в своих трудах. А может, тяжко стало передвигаться на костылях или захотелось побродить ступнями по земле – этой возможности медицина ей больше не обещала. Два года ушли на операции и восстановление после них. Врачи не гарантировали успех, но Юля точно знала, что «в мире нет таких вершин, что взять нельзя». Едва она достигла колоссального результата – стала ходить почти даже без палочки, лучше, чем в юности, – ее пригласили на конгресс в Мондорф. Это такое райское место в герцогстве Люксембург, где из-под земли бьют целебные термальные источники, улицы похожи на аллеи садов, а в роскошном отеле проводятся заумные конференции.
Юля сделала доклад на немецком, хотя обычно использовала английский. Немецкий был для нее языком особенным, она выучила его специально для здоровья: «Когда на нем говоришь, укрепляются кости и суставы, это язык скелета, структуры». Юле все должно было помогать, а что не помогало и тем более мешало – она без сомнений и жалости отбрасывала. До некоторых пор Юля не знала, что такое жалость к себе. А сомнение называла незнанием: «Сомневаться – это как гадать, всегда есть оптимальный вариант», – такая уж она нехристь, христиане всегда сомневаются.
После доклада к ней подошел ученый муж, проживавший в Люксембурге,