– Так значит, у Кости должна быть другая фамилия?!
– Ну, вообще-то да. Фамилия была Мессиз. Такой магазин, говорят, есть в Нью-Йорке, хотя кто знает, чей он. Какая разница, в конце концов, чью фамилию носить? Николай Семенович получил фамилию нашей семьи.
– Но ведь вы ушли от семьи.
– Потом я вернулась.
– И вас приняли?
– Да, отец все-таки простил. Я пришла и встала перед ним, с ребенком на руках. И он понял: куда бы я пошла одна в то время? И он простил. Мы никогда об этом не вспоминаем. Отцом Николая Семеновича был всегда отчим, мой замечательный покойный муж, с которым я познакомилась во время гражданской войны.
– А это как было?
– Я же не могла сидеть дома, когда вокруг творилось черт знает что! Началась революция. Что тогда делалось! – Маргарита Петровна обхватывает голову руками, качает ею из стороны в сторону. – Представить себе невозможно. Один мой брат ушел с белыми и пропал без вести, мы так ничего и не узнали о нем.
– А вы же сказали, что братья участвовали в революции.
– Да, оба младших брата. У моих братьев были разные взгляды. Тогда так и было: брат шел на брата. Свирепствовали банды. Кто, за что, на кого шел – никто ничего понять не мог. А в 1918 году в Новгород-Северском был учинен страшный кровавый погром.
– Как же вы уцелели? – Таня смотрит на бабушку завороженным взглядом и желает только одного: чтобы Маргарита Петровна не прерывалась – для нее все, что рассказывает бабушка, как роман. Она почти физически ощущает, как история продолжается, и продолжается, и продолжается, и в ней появляется все время что-то новое и интересное, трагичное и веселое. Бабушка плетет вязь рассказа, возникают новые персонажи, новые характеры, еще по жизни не познанные Таней.
– Меня в Новгород-Северском в то время уже не было – я уехала, оставив Костиного папу на родителей. Ему тогда было всего два года, – машет рукой Маргарита Петровна. – Такая отчаянная я была!
– А родители?
– Их спрятали. Одна русская знакомая посадила их в платяной шкаф, когда у нее был обыск.
– Но ведь она была русская?
– Конечно. Но это ничего не значит. Многие русские семьи прятали евреев. Потом еще погромы были, но не такие страшные. Евреев всегда грабили, потому что они были богатые, и бриллианты у них были, и золото, и деньги.
– А потом что было?
В кухню, где они сидят, входит Костя и, хотя он знает это наизусть, тоже останавливается в дверях, чтобы послушать – бабушка всякий раз добавляет что-то новое, вплетает упущенные эпизоды и потому ее рассказ звучит по-другому.
– А потом мы были вместе с моим покойным мужем в армии во время гражданской войны – там мы и встретились.
– Он был революционер?
– Нет, совсем нет! Он вернулся в Россию перед самой революцией.
– А до того где он был? – Таня задает вопросы уже механически,