– Так в чем препятствие? – всплеснула руками довольная графиня. – Из вчерашней нашей беседы я заключила, что вас так и подмывает отыскать змею…
– Нет, – помотал он головой, – вы несколько упрощаете картину. Что ж я, по-вашему, мальчишка-сорванец? Мне просто жаль Жильберту: после этой трагедии в ее душе поселился страх, который, я уверен, с годами рассеется, если приложить к тому усилия. Я, как и вы, полагаю, что злополучная рептилия давным-давно покинула бренный мир, поэтому поиски не принесут результата, а лишь разбередят сердце мадемуазель Лаваль. Жильберта увидит в этой погоне подтверждение существования змеи, и, как следствие, ее фобии усилятся. Она наверняка расценит мою поездку в Люверси как расследование смерти ее матери или розыски змеи, так что лучше от этого отказаться.
– Давайте не будем посвящать ее во все детали.
– Скрывать что-либо от Жильберты я не стану. Рано или поздно она все равно поняла бы, что я роюсь в лесах Люверси не просто так, и сочла бы это предательством с моей стороны. Не в моих интересах потерпеть такое фиаско. Повторяю: ваша племянница лишь укрепится во мнении, что змея еще жива и представляет угрозу. Оставим этот «проект» на потом.
На лице графини отразилось разочарование, особенно когда в комнату вбежала светящаяся от радости девушка в модных ботинках, шпорах наездницы и мужской шляпе. Через пару минут, когда всадники выехали из ворот, мадам де Праз, подойдя к столу, взяла альбом, который с увлечением рассматривал Жан Морейль. Там было множество снимков мадам Лаваль, сделанных в разное время. Вот она одна, вот среди друзей. На одном из фото она изображена играющей в гольф, на другом – верхом на любимом пони. Снимки воскрешали путешествия, маскарады и балы – печальные воспоминания о жизни приятной великосветской дамы. Вот она в горах, на охоте, на карнавале, на сцене в любительском спектакле, на свадьбе в белоснежном платье под руку с мужем, облаченным в строгий фрак, у колыбели малышки Жильберты, на курорте в кокетливой шляпке… Альбом бережно хранил образы безвременно ушедшей, но словно живой Жанны Лаваль.
«Значит, это снимки моей сестры так взбудоражили месье Морейля? – с тревогой подумала графиня. – У него был такой вид, будто он силился вспомнить, где и когда видел женщину с фотографий». При других обстоятельствах такое предположение не вывело бы мадам де Праз из равновесия. Но зная о раздвоении личности Жана Морейля, графиня загорелась желанием докопаться до сути и распутать таинственный клубок. Заранее предвкушая удовольствие, она начала разрабатывать в голове план «операции», когда на пороге гостиной появился Лионель.
– Знаешь, на что он тут таращил глаза? – воинственно заявила мадам де Праз сыну. – На фотографии тети Жанны.
Граф замер как вкопанный, устремив на мать пронизывающий взгляд.
– Успокойся, – смягчилась она, – сейчас разберемся. Расскажи мне