Был выпущен из-под ареста адъютант тат-алуфа Адам Герц, задержанный сразу после посадки F-35 до выяснения обстоятельств. Но в этом мистики не было, первый же звонок Гиоры Меламеда снял все вопросы по поводу поступка пилота.
А вот сестра Рувима Каца, пребывавшая в гостях у подруги и разбуженная двумя сотрудниками Департамента по неарабским делам Шин-Бет, была крайне удивлена таким мистическим вниманием к своей особе со стороны двух привлекательных молодых людей в штатском. Настолько удивлена, что проявила несвойственное ей послушание и позволила агентам увезти ее на конспиративную квартиру без заезда домой.
Розенберг не соврал своему визави – армейские подразделения тоже должны были принять участие в операции спасения. Несколько отрядов, имеющих опыт боевых действий в условиях пустыни, были приведены в боевую готовность и могли выступить на позиции с первыми лучами солнца…
Жаль, что чудесные спасения бывают только в сказках, в жизни же опаздывает даже скорая помощь. И в этом тоже нет никакой мистики.
Если бы профессор Кац знал, что государственная машина, которая 48 часов игнорировала происходящее, вдруг ожила, то вел бы себя совсем иначе. Достаточно было бы затаиться, отсидеться в убежище несколько часов, не высовываться. Но Рувим этого не знал и не обнаружив за собой погони (преследователи как сквозь землю провалились!) трое беглецов покинули пещеру за сорок минут до рассвета…
Иудея. Ершалаим.
30 год н. э.
В доме царил полумрак, пахло чистотой, побелкой и, едва уловимо, очагом – наверное, вчера на кухне что-то готовили. На столе стоял кувшин с вином и второй, побольше, с питьевой водой. На глиняной тарелке лежали фрукты.
Афраний плеснул себе вина – немного, на донышко – и разбавил его водой: такая смесь прекрасно утоляла жажду, не кружа головы. Малх, так и не напившись до конца, налил себе кружку воды, жадно глотая, осушил, и принялся недовольно отдуваться. Его широкий лоб и лысина мгновенно покрылись мелкой густой испариной – сириец переносил жару хуже римлянина.
– Слушаю тебя, Малх, – сказал начальник тайной полиции, усаживаясь за столом.
Здесь можно было бы снять капюшон, но Афраний этого не сделал – не сделал обдуманно. Так было гораздо удобнее для самого Бурра. А вот для Малха – наоборот. И это было совсем не лишним. Афраний не любил, когда кто-то смотрел ему в глаза во время разговора.
– Хозяин озабочен, – произнес Малх, выискивая на тарелке смокву помягче.
– У первосвященника всегда найдется повод для волнения…
– Ты всегда шутишь, Бурр…
– Я не шучу, Малх, – голос, доносящийся из-под капюшона, был лишен интонаций, а видеть глаза собеседника сириец не мог. – Ты бы удивился, наверное, узнав, как редко я шучу…
Малха в присутствии Афрания всегда бросало в дрожь: неприятный тип со злыми, неживыми глазами и дурацкой привычкой прятаться под плащом, никогда не поймешь, что у него на уме!