«Неужели можно умереть? Вот так просто? Ничего больше не видеть, не чувствовать, никого не любить, не страдать… просто уйти, стать никем и ничем…»
– По местам, господа! – торжественно произнес полковник; по его лицу было видно, что он прямо-таки наслаждается своей ролью. – Как только я взмахну шляпой, сходитесь!
Балабуха, стоя у окна гостиницы, видел внизу перед собой ярко-зеленый луг и на нем четыре фигуры. Моргенштерн и Добраницкий стояли рядом, а оба противника заняли исходные позиции. Барьеры были обозначены двумя саблями, на лезвиях которых играло солнце, и лучи его зажигали в темно-каштановых волосах Владимира золотые нити. Солнечный зайчик скакнул по лицу гусара, тот поморщился, дернул головой.
«Черт! – думал Балабуха. – Никогда не замечал, что Владимир такой высокий… Слишком хорошая мишень!»
Его руки сами собой сжались в кулаки.
На лугу полковник взмахнул шляпой. Август, стоя позади него, утирал пот, который ручьями катился по его бледному, взволнованному лицу.
– Сходитесь!
Добраницкий вздрогнул и уронил платок, которым вытирал лицо, поднял его, но в следующее мгновение уронил снова. Теперь, когда Гиацинтов шел вперед, двигаясь, может быть, прямиком к своей смерти, этот непокорный лоскут ткани показался ему, бог весть отчего, ужасно смешным. Он улыбнулся и пропустил момент, когда, не дойдя до барьера одного шага, гусар неожиданно зажмурил один глаз и прицелился.
– Боком! – заорал Балабуха, не помня себя. – Боком становись! Рукой закройся! А, черт подери!
Владимир удивленно поднял глаза, и в следующее мгновение грянул выстрел.
Вслед за этим послышался нечеловеческий вопль, и Иоганн Ферзен, как-то по-собачьи подвывая, осел на траву.
К нему бросились секунданты. Владимир, ничего не понимая, переводил взгляд с раненого на пистолет в своей руке. Он совершенно точно помнил, что даже не успел выстрелить.
– Рука! – выл гусар. – Моя рука! А-а!
Пистолет (очевидно, тот самый, в который Добраницкий насыпал двойную порцию пороха) взорвался у него в руке. Взрывом Ферзену оторвало три пальца.
Поняв, что именно произошло, Август приободрился и подошел к Владимиру.
– Наша взяла, – доложил поляк, блестя глазами. – Похоже, что дуэль окончена!
– А что там случилось все-таки? – несмело спросил Владимир.
– Да похоже, что пистолет был неисправен, – беззаботно отвечал Добраницкий.
Из руки Ферзена хлестала кровь. Его секундант приблизился к Гиацинтову, извинился и сказал, что дуэль не может иметь продолжения.
– Фу, слава богу, – сказал Владимир по-русски, отдавая полковнику пистолет. – Мне очень жаль, конечно… Идем, Август.
Друзья вернулись в гостиницу, где их уже ждал Балабуха. Ферзена, который от боли потерял сознание, перенесли в свободную комнату, и хозяин вызвал к нему врача.
–