Так кто же это?
Ясно. Эта фраза принадлежит слушателю, который, дослушав историю до конца, утверждает, что в ней много (!!!) «неправдоподобного».
Это очень рассудительный слушатель, вдумчивый и интеллигентный.
Он не хочет обидеть рассказчика мыслью о том, что в рассказе все – полнейшая чепуха.
А кто следующий?
«Не говоря уже о том, что точно странно сверхъестественное отделение носа и появление его в разных местах в виде статского советника…»
А это кто? Похоже на точку зрения какого-то чиновника из департамента. Не того ли, где служил Ковалев?
А может быть, и из «другого ведомства».
«Как Ковалев не смекнул, что нельзя через газетную экспедицию подавать о носе».
Это, скорей всего, газетный экспедитор.
И тут же, боясь, что его уличат в корысти, добавляет:
«Я здесь не в том смысле говорю, чтобы мне казалось дорого заплатить за объявление: это вздор, и я совсем не из числа корыстолюбивых людей».
Следующий голос безо всякой аргументации и рассуждений дает оценку поведению Ковалева:
«Но неприлично, неловко, нехорошо».
Звучит довольно-таки либерально.
А вот, вполне возможно, слово полицмейстера, занимающегося личным делом арестованного цирюльника Ивана Яковлевича:
«И опять тоже – как нос очутился в печенном хлебе и как сам Иван Яковлевич?.. нет, этого я не понимаю, решительно не понимаю».
Но все эти высказывания – мелочь, ничто по сравнению с дальнейшим.
Ибо дальше разговор продолжается на ГОСУДАРСТВЕННОМ УРОВНЕ и становится совсем уже небезопасным для рассказчика.
Попахивает Сибирью.
Вначале еще не так страшно – всего лишь обсуждение в цензурном комитете:
«Но что страннее, что непонятнее всего, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты».
И вдруг дальше слышится мне высший державный голос:
«Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы».
Уж не сам ли это царь-батюшка?
Нет-нет-нет! Просто у страха глаза велики. Наверно, это просто какой-нибудь министр или тайный советник.
(А может, все-таки ЦАРЬ? Два раза про пользу отечеству в одном предложении.)
Итак, сколько же мы насчитали?
Пять, семь, восемь?
Да нет же, скажет читатель. Все эти подсчеты надуманны.
И будет абсолютно прав. Ибо количество участников финала – неисчислимо.
Это – модель гоголевской России, ее уродливых институтов.
Эта модель породила Ковалева и всех участников этого дикого сна (Нос-Сон).
А если я буду рассуждать на психологическом уровне, то перед нами – литература «потока сознания», интереснейшего литературного явления, которое появится через сто лет после Гоголя (Пруст, Джойс, Саррот и другие). То есть