Освободив от мяса пару косточек и уничтожив три или четыре лепешки, я вспомнил, что и жажда мучит меня не в меньшей степени, нежели голод. На какой-то миг опередив жадно тянущуюся руку Глаза, я схватил кувшин и сделал большой глоток.
Это было белое вино, братцы! И что это было за вино!.. Густое, терпкое, в меру сладкое, но без приторности, оно дарило прохладу телу и согревало душу. Нечасто мне доводилось отведать такого вина, а уж если сравнивать с тем пойлом, что я имел неосторожность один раз попробовать в харчевне Суслика… Для более-менее правомерного сравнения это вино следовало наполовину разбавить водой, а потом дать ему скиснуть, и все равно оно пилось бы приятней.
Я сделал еще глоток. Волшебно. После такого благородного нектара не возникнет желания орать похабные песни или бить морду соседу. Хочется слушать флейты или сочинять стихи. У меня недурно получалось в свое время, скупой на похвалу Мирдгран пару раз даже ставил меня в пример остальным ученикам…
Грустные мысли я прогнал на сей раз без труда. Ведь кувшин еще почти полон, мясо приготовлено очень умело, с какими-то незнакомыми мне, но изысканными специями, теплые лепешки исчезают во рту сами собой. А ведь есть еще кабачки, и перцы, и фрукты…
Кувшин переходил из рук в руки почти без остановок, пока не стал совсем легким. От груды ребрышек остались несколько самых постных кусочков, лепешки были съедены все. Лениво крутя в руке ломоть дыни, я лег на спину, подставив лицо высоко поднявшемуся солнцу. Один недостаток у такого с позволения сказать завтрака все же имелся – после него я был совершенно не способен к активным действиям любого рода. Если бы сейчас вооруженные стражники вдруг повыскакивали на поляну со всех сторон, обвиняя меня в самых страшных преступлениях, я был бы не в состоянии даже попытаться бежать или защищаться. Я бы только попросил отнести меня к плахе на руках, так как перспектива идти пешком пугала меня сильнее любой казни.
Что я – даже обычно ненасытный Глаз смотрел на остатки еды осоловевшим взглядом. Для его простого внутреннего устройства была невыносима сама мысль о том, чтобы оставить что-либо несъеденным. Он мучительно боролся с собой, и проиграл эту битву, и лег на спину рядом со мной. Казалось, еще немного, и он замурлычет как домашний кот, мода на которых докатилась в последние годы и до Земли скорпионов.
Эписанф вина пил заметно меньше нас, однако в поглощении пищи, что удивительно, почти не уступал. «Ничего, мы его откормим», – подумал я, щурясь на солнце. А что же он раньше-то?.. Или Лаита готовит ему только в походе, а в доме у него другая кухарка? В таком случае он просто остолоп…
– Знаешь, Эписанф, как только разбогатею, я, наверное, куплю у тебя Лаиту, – полусонным голосом проговорил Глаз, и я понял, что вопрос об отправке рабыни домой больше не стоит.
Варвар, очевидно, тоже это понял, потому что расплылся