– Кортик времен Петра Первого благодаря короткому, от пятидесяти до семидесяти сантиметров, лезвию был более удобен, чем шпага или абордажная сабля, в ближнем бою на палубах и в трюмах парусных судов. Первоначально изготовлялись из сломанных сабель. – Рречь смуглой девушки лилась убаюкивающим ручейком. – Впервые официально признан британским флотом в тысяча восьмисотом году. До сих пор кортик служит символом офицерских чинов, мичманов и…
Чьим еще символом он считается, консультант не договорила. С рычанием бросилась на пророчицу, метя серебряным кинжалом ей в сердце. Кассандра увернулась, в повороте зацепила нападавшую за руку и швырнула в зеркало времен Людовика XIV. Под звон зеркал и визг блондинки-администраторши девушки покатились по полу. Доля секунды – и рыжая сидела верхом на противнице. Одна рука нападавшей оказалась пришпилена, как бабочка булавкой, кортиком к деревянному паркетному полу. Серебряный кинжал ясновидящая держала у горла несостоявшейся убийцы. Левым коленом упиралась в живот орущей девицы, правой ступней в туфельке с острой шпилькой наступила на ее левую кисть. Растрепанная брюнетка яростно рычала сквозь выдвинувшиеся клыки и пыталась сбросить рыжую.
– Позвольте мне с ней разобраться! – Побледневший Слава кинулся к хозяйке.
Однако Кассандра взглянула на него так, что тот отступил к стене, где уже стояли взволнованный Михаил и ошарашенные подружки.
– Battona! – с шипением плевалась побежденная.
– Сама ты шлюха! – притворно оскорбилась Кассандра. – В отличие от некоторых я до сих пор девственница.
Полурусалка сдавленно пискнула, услышав подобное откровение, и Лиля двинула ее локтем. Она, как и все представители Полуночи, знала, что пророческий Дар и целомудрие Кассандры взаимосвязаны. И Мастер главным образом оберегал не столько ее жизнь, о сохранности которой Касс могла позаботиться и самостоятельно, сколько ее драгоценную невинность.
– Bastarda! Porca! – не успокаивалась вампирша, как угадала Лиля, оказавшаяся итальянкой. – Cagna!
– Merda, – в сердцах обрисовала ситуацию Кассандра и надавила кинжалом на смуглую кожу.
Отвратительный звук шипящей плоти – и пленница забилась сильнее.
– Да успокойся ты, stronza![1] Иначе без разговоров перережу глотку!
Итальянка притихла и с надеждой в широко распахнутых темных глазищах спросила:
– Зачем тебя слушать? Ведь ты все равно убьешь меня?
– Даю слово, что не трону и пальцем, если поведешь себя разумно.
– А твоя свора? – недоверчиво покосилась в сторону телохранителей.
– И мои ребята тебя тоже не тронут.
– Клянешься? – Темные глаза постепенно освобождались от обреченности.
– Если не будешь драться, ни я, ни мои приближенные не отнимем твою жизнь.