Гоблин был неумолим:
– Не собираюсь я ничего понимать! Либо ты мне платишь за минувший месяц, либо проваливаешь отсюда ко всем чертям и ночуешь на улице! Говорят, под мостом есть хорошие местечки.
– Но мои вещи…
– С утра заберешь, в окошко выкину.
Женщина зло поджала губы, а потом, порывшись в кошельке, швырнула в лицо гоблину последнюю остававшуюся монету:
– Подавитесь! – и, гордо процокав мимо хозяина дома каблучками, поднялась вместе с Тимом на второй этаж.
Здесь было еще темнее. Если внизу хоть у гоблина имелся небольшой фонарь, то тут освещения не было никакого. Маленький орчонок испуганно ойкнул и прижался к материнской юбке. Ружа вздохнула, провела ладонью по кучерявой голове сына:
– Не бойся, все хорошо.
– Я есть хочу! – прохныкал Тим.
– Сейчас домой придем, и покормлю, – через силу улыбнулась женщина. А про себя добавила: «Если найду чем…»
Семья прошла по темному коридору и остановилась перед своей дверью. В соседней комнате слышались веселые голоса и женский смех: перегородки были очень тонкими, а Маркита, похоже, опять привела к себе гостей. Ружа брезгливо поморщилась и, распахнув плохо сбитую дверь, шагнула в каморку.
За окном уже загорались первые звезды, на свечи у женщины просто не было денег, а потому фигуру, сидевшую на узкой кровати, вольготно заложив ногу на ногу и опершись спиной о стену, орчанка сразу и не заметила.
– Заставляешь себя ждать, красавица, – сладко мурлыкнул мужской голос, и гадалка обомлела, когда нежданный гость, рывком вскочив с кровати, шагнул к ней. Слабый уличный свет, пробивающийся через окно, осветил лицо, и теперь бедняжка испугалась по-настоящему – она узнала посетителя.
Впрочем, Ружа быстро взяла себя в руки. Бросила короткий взгляд на сына и резко обронила:
– Тим, иди к тете Марките, она обещала угостить тебя пирогом.
У соседки в любом случае безопасней, чем здесь.
Мальчишка радостно взвизгнул и скрылся в коридоре: только ботинки дробно простучали. Орчанка же мотнула головой и подняла тяжелый взгляд на мужчину:
– Чем обязана вашему посещению, господин Мираш Дашен? – О том, что сердце ее билось перепуганной птицей, посетителю знать не стоит.
Темный эльф лет то ли тридцати, то ли ста тридцати на вид, мягко улыбнулся и сделал к ней еще один шаг:
– А ты не догадываешься, красавица?
Женщина вдруг отчетливо разглядела на рукаве его зеленого камзола застарелое бурое пятнышко.
– Догадываюсь, – хрипло обронила она.
– Я на всякий случай озвучу, а то у женщин такой ветер в голове… Господа Ашсьены настойчиво интересуются судьбой одолженных денег и искренне надеются, что в ближайшее время…
– С каких это пор эльфы прогибаются под нагов?! – Оскорбление сорвалось с языка раньше, чем Ружа сама поняла, что говорит.
Лицо Мираша потемнело от гнева, он двинулся вперед, и орчанка вжалась в стену, точно зная,