Репрессии необходимы, но репрессии, понимаемые как «осознанная необходимость», а потому становящиеся репрессиями во имя жизни, т. е. во имя того, чего ради их стремятся отменить. Получается своего рода «демократический императив»: не можешь думать – не думай, будь рыбой, но оставь Гоголя и Сократа в покое.
Таким образом, идеология «подведомственна» теории познания, но уж никак не психоанализу. Получается буквально: «мозг к паху». Плохо получается, потому что неверно. Вот тот маленький, на непросвещённый взгляд, теоретический прокол, который делает культурный проект Парамонова пустым, постмодерновым, словами, стилем, остранением. В культурно-философском смысле – грош ему цена, в рыночно-базарном – не знаю (но желаю, чтобы восторжествовал закон компенсации), в эстетическом – впечатляет: приятно, любопытно. Местами глубоко. Но эта тема увела бы нас в сторону, в мою сторону.
А теперь обратимся к излюбленным русским коррелятам, русским сюжетам, русским идеям Парамонова. Боже сохрани записывать Бориса Михайловича в патриоты, он этого не заслужил, и я не хочу его обидеть, но отчего не предположить, что судьба России не вовсе безразлична Парамонову?
А в отношении России всё, что сказано в книге – совершенно справедливо. Именно так: менталитету русских не хватает «еврейства», жизни – Чичикова, Лопахина и повара (он же лакей) Смердякова, общественному устройству – демократии, искусству – деидеологизации (тут, правда, идеологическая заморочка; любому искусству не хватает деидеологизации (а если хватает – то это уже не искусство), даже еврейскому). Но всё, что справедливо в отношении России, в отношении искусства и тем паче культуры более, чем несправедливо: это попросту неверно. Миф. Вот мы и попытались демистифицировать