Тут целых две интриги: во-первых, жизнь представлялась большой тайной и загадкой, что всегда приятно снимает ответственность с человека; а во-вторых, если случайный собеседник разделяет твою позицию, если чужой жизненный опыт подтверждает твой (одна голова хорошо, а две лучше), пить можно было почти на законном основании. Теперь уже с другом. В два горла. Вот они, маленькие секреты жизни.
Но я не рассказал ему этой, в общем-то, правдивой истории. Хватит с него и того, что я выслушал его пьяный бред.
В порыве божественно холодного отчаяния, смешанного с леденящим гневом, я, сузив глаза, поинтересовался у своего несостоявшегося друга:
– А зачем ты на свете живешь, папаша? Чтобы ни в чем не отказывать большому брюху? Только честно отвечать, честно! И в глаза мне смотреть, в глаза!
Тот по-собачьи уставился на меня, не зная, как реагировать. (Тут мне совсем некстати вспомнилась другая собачья история, история собаки Павлова, к которой я вернусь в другом месте моего нескладного повествования. Я развеселил сам себя и улыбнулся.)
Было очевидно, что с подобной ситуацией он столкнулся в первый раз: нормальный, вроде, человек ведет себя как псих.
– Ладно, расслабься, – вернулся я к общепринятым правилам игры. – Вода холодная?
– А как же? К тому же мокрая. Ха-а!
«Последнее слово, интонацию, междометие, жест или даже выражение глаз уважающий себя человек должен оставить за собой: от этого возникает иллюзия победы. Последним нанес удар – победил. А хороший, достойный человек – это тот, кто побеждает», – автоматически и бесстрастно отметил я краешком сознания и, не ответив на жизнелюбивый выпад брюхатого, полез в воду, корчась от холода и от его ехидного взгляда. Уже погружаясь в воду, я подумал: «В чем-то очень главном идеалом человечества является базарная баба, не дающая спуску самому черту. Последнее слово – всегда за ней. В сущности, по ее образу и подобию лепятся все герои. Пришел, увидел, победил… Почто приперся? Пошел вон! Чего пялишься, супостат окаянный! Я те глазелки-то повыколю! Или в морду хошь?»
И я улыбнулся, прежде чем скрыться под водой. Последнее слово осталось за мной.
Выйдя на берег, я тряхнул остатками шевелюры, подражая густопсовому Тилу. В подобных ситуациях, когда реальность давит на меня тяжким бременем, я придумываю себе игру, с помощью которой заслоняюсь от реальности. Жить становится легче, жить становится веселее. Внимательно смотрим по сторонам. Вот уже знакомый нам черный чао-чао, заросший шерстью, будто як, по кличке Тил. Дети называли его Наутилус, сокращено – Тил. Юмор, недоступный детям, заключался в том, что Наутилус жутко боялся воды и напрочь