Собственно говоря, такой манёвр и можно было осуществить только сейчас, когда бой превратился в безумную свалку, а правильный строй и взаимодействие сохраняли только имперские легионы.
Скачущие тесной группой полсотни всадников под стягом с изображением василиска оказались глубоко за линией сражения. Семандра бросила в бой все резервы, вокруг полководцев осталась только личная охрана – может, пятнадцать десятков всадников на роскошных рослых конях, в блистающих доспехах, покрытых ало-золотыми плащами; на шлемах колыхались высокие плюмажи тех же цветов. Возившиеся с жаровнями и обречённым легионером жрецы задёргались, засуетились, словно муравьи, повалили связанного пленника, один из мучителей широко размахнулся чёрным кривым кинжалом…
Император не успел отдать команды, Вольные не успели натянуть тетивы, однако воздух с резким и злым свистом прорезала одинокая и меткая стрела с серым оперением.
– Тайде! – вырвалось у Императора.
Древко ударило жрецу в грудь, швырнуло его назад, словно тяжеленный таран, на мгновение правитель Мельина увидал, как от вонзившейся стрелы по груди поверженного пробежало расширяющееся кольцо бледного пламени. Сеамни выстрелила, словно заправский конный лучник, через головы скакавшего во весь опор отряда Императора. Её руку и глаз явно направляла магия – стрела пролетела самое меньшее две сотни шагов, с каких и опытный боец не вдруг поразит даже неподвижную мишень.
Насквозь пробитое тело кулём повалилось наземь шагах в семи-восьми от жертвенника. Другой служитель рванулся за священным клинком (очевидно, вскрывать горло пленнику требовалось именно им, и ничем другим) – и тоже полетел наземь. На сей раз отличился Кер-Тинор, привстав в стременах, капитан Вольных бросил стрелу, изгибаясь всем телом. Император успел заметить свирепо-ревнивый взгляд, брошенный Кер-Тинором на Тайде.
Испугаться за своенравную данку, равно как и рассердиться на неё, Император просто не успел. Охрана семандрийских военачальников наконец-то разобралась, что к чему, и добрых две трети её, гикнув, помчались навстречу дерзкой кучке всадников под мельинским стягом с коронованным василиском. Им нельзя было отказать в смелости, и они бы, наверное, преуспели – окажись против них кто-то иной, не Император Мельина собственной персоной.
И семандрийцы, и Вольные теперь стреляли безостановочно, не привставая в сёдлах. Но стражи Императора недаром слыли лучшими воителями континента; их луки били без промаха, всадники в алом и золотом падали, и, когда отряды столкнулись, сбившиеся плотным клином, колено к колену, мельинцы разбросали вражеских копейщиков; Вольные ещё раз показали, что владеют любым оружием в совершенстве. Казалось, вот только миг назад всадник рвал тетиву, выпуская стрелу в короткий и гибельный