пролетариат.
Строитель, быстрей кирпичи клади: каждый кирпич —
победа,
шахтер, в пласты врубайся: каждая тонна – триумф,
пусть заводы трубят о том, что живет Неподлегла,
что в соревновании крепнут руки, сердце и ум.
Над Силезией дым фабричный – выплавляется
больше стали,
Лодзь прядет на множестве кросен – километры
пряжи слились.
О, товарищи, до крови руки натрудим, чтобы врастали
в Польшу июльские рифмы: победа и социализм.
Пятьдесят
Осенний вечер, как палач,
во мраке сонный город топит.
На площадях – лишь ветра плач
да патрулей тяжелый топот.
Октябрь. Шестнадцатая ночь...
Внезапно адский рев моторов
кошмаром сотрясает город.
Варшаве спать уже невмочь.
Прищурив веки занавесок,
она считает: девять... десять...
Не спит Варшава – словно лев,
напряжена и непокорна,
она лежит во сне притворном,
тая презрение и гнев.
Не спит... И вражьи батальоны
напрасно рвутся на восток.
Уже с неделю эшелоны
горят у взорванных мостов.
И по откосам вдоль дороги —
стрельба и ругань, крик и стон.
Уже неделю по тревоге
немецкий поднят гарнизон,
и ночь варшавская привыкла
к сухому треску мотоциклов...
Тугая горсть осенней тьмы
сдавила здание тюрьмы.
Вдруг смерть пробилась сквозь решетки
зловещим сполохом лучей,
и шагом равнодушно-четким,
и жестким скрежетом ключей.
Подсчет был короток и точен,
и – всё. Конец. Надежды нет.
И криком боли в горле ночи
застрял несбыточный рассвет.
Их было пятьдесят. По группам
разбили их, втолкнули грубо
в пустые пасти кузовов.
И вот уж – Воля, Влохи, Двожец...
Как знамя, рея и тревожа,
растет далекий гул боев.
Смотри на них, моя Варшава!
Они – борьба твоя и слава,
судьбою пламенной своей
они учили нас сражаться
и умирать, но не сдаваться
во имя наших сыновей.
Мы отомстим за них, Варшава!
Шутам коварным и кровавым,
несущим рабство и позор,
нигде не скрыться от расплаты,
и будет беспощадно краток
наш справедливый приговор.
Их было только пятьдесят.
Их заточили в каземат
с варшавских фабрик и заводов.
Всю жизнь короткую свою
они прожили как в бою
за нашу Польшу, за свободу.
Их было только пятьдесят,
но следом тысячи солдат
пошли в сраженья и невзгоды
за счастье нашего народа.
Их было только пятьдесят,
а гнев и боль в виски стучат!
Товарищи лежат в могилах,
и я писать уже не в силах...
Для