– А ты видела, что там внутри? – В его голосе клокотала ярость, и в суженных зрачках читалось неприкрытое презрение. – Ты хотя бы представляла себе, как они живут?
– Послушайте… – Она трусливо отступила, чтобы не попасть под горячую руку. – Зачем винить в этом меня? Если я никогда так не жила, это не значит…
– Твоя машина стоит столько, сколько они всем миром за сто лет не заработают!
– Сто лет назад с этим лозунгом в стране сменилась власть, а люди снова живут в скотских условиях. Но мне не должно быть за это стыдно!
– А кому должно быть за все это стыдно, а?
Он смотрел на нее так, будто это Марусино благополучие отнимало у женщины с младенцем здоровье и надежду. Будто отдай она все, что у нее есть, малыши за белыми занавесками, их матери и даже рыжие коты станут гораздо счастливее и богаче.
– Я не знаю… – расстроилась она и опустила намокшие ресницы. – Наверное, тому, кто реально может помочь, кто имеет власть и средства решить их проблемы. Хотя бы попытаться…
– Мне, видимо? – съехидничал он. – А вы постоите в сторонке в ожидании крошек от пирога!
– Мне не нужны ваши пироги! – Оказаться в одной компании с его прихлебателями ей казалось унизительным и обидным. – Я ничего для себя не просила.
Она заторопилась к машине, но он остановил ее властным окриком, подошел слишком близко, и она почувствовала исходящие от него тепло и силу. Чем дольше он молчал, глядя на ее склоненную шею с золотой цепочкой, уходящей в вырез блузки, тем сильнее она нервничала, не смея обернуться.
– Что? – первой не выдержала она. – Зачем вы так со мной?
Но он не услышал, потому что вдруг перестал переживать о людях и их проблемах и подумал с тоской, что если прямо сейчас обнимет, то она точно оттолкнет его. И будет права. Потому что он завелся, как дурак, и нес какую-то околесицу о социальной справедливости и ее мифическом благополучии, вместо того чтобы увезти красивую женщину пообедать в приличное место. Или по старинке сводить в кино, или хотя бы в дубовую рощу, где недавно выложили плиткой дорожки и поставили деревянные скамейки. А Маруся, чувствуя его дыхание на своих волосах, забыла про вспышку неоправданной грубости, и ее сердце вдруг затрепыхалось, как пойманный в силки заяц. И стало очевидно, что если он поцелует, то прямо сейчас и только в этот момент она позволит себе не думать о прошлом и не сможет ни оттолкнуть его, ни ударить.
Идущие мимо школьники, вовсю дымя сигаретами, с интересом оглядели ауди и странную парочку на дороге, а они все стояли и ждали какого-то знака.
– Машка, зараза, опять смолишь! Ну, тебе мать устроит, как со смены вернется!
Видимо, это и был их знак – толстая тетка, высунувшаяся по пояс из окна и грозящая кулаком сбившимся в кучку подросткам. Маруся обернулась на крик и отодвинулась от мужчины. Он полез в карман за сигаретами,