– Это его сын.
– Здравствуйте, Сергей Никитич, – заторопился мой собеседник, – с вами говорит Галюков Василий Иванович, бывший начальник охраны Николая Григорьевича Игнатова.[6] Я с лета пытаюсь дозвониться до Никиты Сергеевича, мне надо ему сообщить очень важную информацию, и никак мне это не удается. Наконец я добрался до «вертушки», решился позвонить к нему домой, и опять неудача.
Я очень удивился: о чем может говорить бывший начальник охраны Игнатова с Хрущевым, что у них может быть общего? Ситуация была необычной.
– Выслушайте меня, – заторопился Галюков, опасаясь, и не без оснований, что я положу трубку, – мне стало известно, что против Никиты Сергеевича готовится заговор! Об этом я хотел сообщить ему лично. Это очень важно. О заговоре мне стало известно из разговоров Игнатова. В него вовлечен широкий круг людей.
«Час от часу не легче, – подумал я. – Это, наверное, сумасшедший. Какой может быть заговор в наше время? Чушь какая-то!..»
– Василий Иванович, вам надо обратиться в КГБ к Семичастному. Подобные дела в их компетенции, тем более что вы сами работаете там. Они во всем разберутся, если будет надо, доложат Никите Сергеевичу, – сказал я, радуясь, что нашел выход из создавшегося положения. Однако радоваться было рано.
– К Семичастному я обратиться не могу, он сам активный участник заговора, вместе с Шелепиным, Подгорным и другими. Обо всем этом я хотел лично рассказать Никите Сергеевичу. Ему грозит опасность. Теперь, когда вы сказали, что его нет в Москве, я не знаю, что и делать!
– Позвоните через несколько дней. Он скоро вернется, – я попытался успокоить его.
– Мне это, может, не удастся. Просто счастливый случай, что я добрался до «вертушки» и мне удалось остаться в комнате одному. Такое может не повториться, а дело очень важное. Речь идет о безопасности нашего государства, – настаивал человек. – Может быть, вы выслушаете меня и передадите потом наш разговор Никите Сергеевичу?
– Вы знаете, я… немного болен, – мямлил я, пытаясь выиграть время.
Я не знал, что делать. Не хватало мне встрять в подобную историю. Если это сумасшедший, он замучает меня разговорами, беспочвенными подозрениями, звонками. И зачем я подошел?…
Ну а если он нормальный? И вдруг в его сообщении есть хотя бы частица правды? Я, выходит, отмахнулся от него ради собственного покоя? Очевидно, все-таки надо с ним встретиться и разобраться, правда это или игра больного воображения. Конечно, отец терпеть не может, когда домашние суются в его государственные дела. Если я вылезу с такими разговорами, мне может здорово нагореть, несмотря на все его хорошее ко мне отношение. Касайся вопрос новых ракет, удобрений или конвертеров, еще куда ни шло. А тут я, получается, должен буду вмешаться в святая святых – во взаимоотношения среди высшего руководства партии и государства! Эта область совершенно запретна для посторонних.
А вдруг это