Увиденная конструкция поразила нас своими размерами. Ярко освещенный колодец цеха заполняла одна единственная ракета. Ее размеры, контур невольно ассоциировались со Спасской башней Кремля, то же сочетание устремленности к небу с земной кряжистостью фундамента. Там в полный рост стояла 270-тонная «семерка», Р-7. (К началу летных испытаний ее вес подрастет и достигнет 283 тонн.)
Столпившись у входа, все в молчании разглядывали это чудо техники. Королев наслаждался произведенным эффектом и не спешил начать пояснения. Наконец оцепенение прошло, и основная группа, задрав головы, двинулась вокруг ракеты. Королев то тыкал указкой куда-то вверх к самому потолку, то опускался почти на корточки. И говорил, говорил, говорил.
В своем рассказе Сергей Павлович особо остановился на боковушках, облекавших стройную фигуру центрального блока широкой расклешенной юбкой.
– Только такая полутораступенчатая схема позволила найти инженерное решение поставленной задачи, ведь термоядерная боевая часть, устанавливаемая на ракете, чрезвычайно громоздка, – подытожил Королев и замолчал, видимо ожидая вопросов. Молчали и слушатели. Отец потом признался, что он просто онемел, подавленный величием сотворенного руками человека.
Единственный вопрос задал Молотов. Он спросил:
– Почему центральный блок после пояса, куда упираются боковушки, становится тоньше, чем вверху?
Королев оживился, стал объяснять, что это вызвано конструктивными соображениями, иначе боковушки плохо прилегали и ракета получалась слишком растопыренной.
Молотов удовлетворенно закивал головой.
Этот далеко не существенный вопрос мне запомнился не сам по себе, а из-за отца. Почему-то он вызвал у него озлобленное раздражение. Там, в ангаре, отец промолчал, а дома дал волю своим чувствам.
Суть его претензий сводилась к одному: зачем Молотову нужно позориться, задавая такие обывательские, по выражению отца, вопросы.
– Ведь ясно, что ни черта он в этом деле не понимает. Какая ему разница, где ракета толще, где тоньше. Специалисты сами знают, какой им диаметр выбирать, – кипятился отец.
Я недоумевал. Вопрос Вячеслава Михайловича для моих ушей не прозвучал диссонансом. Действительно, можно и не спрашивать, но почему бы не спросить? Отец же продолжал возмущаться:
– Руководителям нашего ранга незачем лезть в специальные вопросы. Каждый пусть занимается своим делом. Что, он рассчитывает поправить инженеров?
От него, засыпавшего инженеров и ученых вопросами об особенностях полюбившейся ему той или иной машины, слышать такие аргументы было непривычно.
Без сомнения, истинная причина раздражения отца таилась в ином. К началу 1956 года недолгая дружба с Молотовым, скрепленная в 1953 году совместной борьбой против Берии, после устранения общего врага затрещала по всем