Через три дня советская делегация отбыла в Женеву. Мелкие неприятности, точнее, уколы самолюбию отца, начались с аэродрома. До самой смерти он не избавился от чувства унижения, испытанного им в момент приземления скромного двухмоторного Ил-14. По сравнению с самолетами, на которых прибыли Дуайт Эйзенхауэр, Антони Иден и Эдгар Фор, он выглядел просто замухрышкой.
Следующий шаг – и снова оплошность. Гостей, вернее, главу правительства, как и полагается по этикету, приветствовал почетный караул швейцарских гвардейцев. Когда Булганину предложили пройти вперед, «спина шефа швейцарского протокола, здоровенный такой дядька», – пишет в своих воспоминаниях отец, выросла перед его носом, закрывая какую-либо возможность продвинуться вперед.
Отец не раз и не два вспоминал об этом эпизоде, подшучивая над протоколистом: зря-де он старался, подозревал его в намерении нарушить общепринятые правила. И в своих мемуарах, и в устных рассказах отец всегда твердо придерживался этой версии. Я не могу утверждать обратного. Неблагодарное занятие строить домыслы. Тем не менее позволю себе отметить, что при том раскладе, который тогда существовал, по моему мнению, при малейшем намеке со стороны хозяев отец двинулся бы бок о бок с Булганиным. Не из-за непонимания правил поведения, а именно из-за того, что он их отлично понимал и считал не лишним продемонстрировать реальное распределение власти. Так что шеф протокола старался не напрасно.
Я не стану комментировать ход переговоров, все, что можно сказать о них, рассказано. Отмечу только, что отец расценивал их не как приглашение к диалогу, а как попытку Запада прощупать новое советское руководство, проверить его на прочность. В свою очередь, отец почти панически боялся проявить слабость, но одновременно считал необходимым продемонстрировать дружелюбие.
На официальных заседаниях ему выступать не полагалось, он об этом и не жалел – протокольное выступление по бумажке не отвечало его характеру. Он брал свое на дружеских вечерних посиделках то с одной, то с другой делегацией. Тут отец, а не глава делегации, быстро оказывался в центре внимания. Булганин, казалось, смирился. Отец все больше оттеснял его на вторые роли, и Николай Александрович порой даже подыгрывал ему. Внутренне же в Булганине копилась обида, зрело глухое недовольство. Отец, казалось, ничего не замечал или не хотел замечать.
Впечатления от женевских встреч у отца остались хорошие. Сдержанный Антони Иден, пригласивший их с Булганиным посетить с государственным визитом Великобританию, подтвердил в глазах отца свою положительную репутацию. Отец не забыл, или ему представили соответствующую