«Вот безрукий! Аршинову надо было взять в помощники кого-нибудь другого. На станции полно парней, которые не путают гаечные ключи и знают, в какую сторону их следует вертеть. А у тебя, Томский, руки под известное место заточены и вообще, неясно откуда растут».
Анатолий поднял злополучную гайку и хотел уже вернуться к разобранному генератору, над которым колдовал прапор, но тут его внимание привлек часовой на посту у южных ворот. Он оперся рукой на «дегтярь» и, улыбаясь, что-то говорил Лумумбе.
На первый взгляд ничего необычного в парне не было. Высокий. Худой, как все бывшие узники Берилага. Лет восемнадцати на вид. Над верхней губой и на подбородке только-только начинает пробиваться пушок. В больших глазах – наивность, искренний интерес ко всему окружающему. Жизнь для него только начинается. Толик покачал головой. Интуиция подсказывала ему, что парень болен. Неизлечимо. Откуда взялась эта уверенность? Томский еще раз всмотрелся в лицо часового и наконец понял, что именно его беспокоило. Покраснения по углам рта. Скопление маленьких язвочек.
«Оставь парня в покое. Не успел стать начальником, как начинаешь закручивать гайки? Ищешь точку приложения своим способностям руководителя? Займись-ка лучше полезным делом. Крути гайки в прямом смысле, и будет тебе счастье… Секундочку! Я отвечаю за порядок на станции, а значит, за здоровье всех ее жителей. Что если болезнь часового заразна? Нет, этого так оставлять нельзя. Надо… Паранойя, Томский. Она тоже заразна. Успокойся. Для начала перестань сверлить парня взглядом. Потом отвернись и двигай себе ножками».
Толик так и поступил бы, но в этот момент часовой улыбнулся какой-то особенно удачной шутке Лумумбы. Можно сказать, расплылся в улыбке. Ох, не следовало ему этого делать! Кожа натянулась, язвочки лопнули, выпуская наружу бесцветную слизь. Она немедленно разъела здоровую кожу. Проступили новые язвочки, уже на щеках. А часовой продолжал улыбаться, не замечая, что лицо его превращается в красную маску.
Это – болезнь, и болезнь заразная. Почему Лумумба ничего не видит и продолжает болтать с часовым как ни в чем не бывало? Ответ был получен очень быстро. Лумумба повернулся в профиль. На его темной коже зловещие язвочки были не так заметны, но все же они были! Болезнь стремительно распространялась!
«Вот так. Никакая это не паранойя, а интуиция человека, хорошо знающего все прелести жизни в закрытом пространстве. Сколько станций, где тревогу не забили вовремя, превратилось в могильники? То-то и оно. Не попадай в список растяп. Не для того ты отвоевывал Подбелку у красных, чтобы сдать ее чуме.
Не паниковать. Незаметно посоветоваться с Аршиновым. Изолировать часового и Лумумбу. Задушить заразу в зародыше».
Томский взглянул на часового. Болезнь прогрессировала. Рой язв вполз на лоб. Здесь они отчего-то не могли лопнуть. Лоб часового раздулся, нависнув над глазами уродливым козырьком. Томский понимал, что действовать надо без промедления, но не мог сдвинуться с места.
А опухоль все увеличивалась. Парень окончательно перестал походить на человека.
Все,