Но на этом история Фарфорового грота не заканчивалась, а напротив – только начиналась.
В тысяча девятьсот тридцать девятом году в гроте произошло убийство, точно при таких же обстоятельствах – муж зарезал скальпелем свою жену. Следующее преступление произошло в семьдесят третьем…
Пилипенко кончил читать и накрыл подшивку ладонью.
– Странные совпадения, – проговорил он. – Дело об убийстве семьдесят третьего года я запросил в Симферопольском архиве, а вот с тридцать девятым не ясно: довоенные материалы уничтожены при оккупации.
Жаров удивился:
– Ты запросил дело в архиве? Что ж, меня радует твой интерес к этой статье.
– Радует его, – пробурчал Пилипенко себе под нос. – Недолго тебе осталось радоваться. Ты мне скажи начистоту. Вот, ты печатаешь в своей газете такие вещи. А сам-то хоть чуть веришь во все это?
Вопрос был трудный, мировоззренческий. Начинать дискуссию с раздраженным неизвестно чем Пилипенкой Жарову не улыбалось и он коротко ответил:
– Нет, конечно.
– А что ж публикуешь такую дрянь?
– А ты посмотри, как называется рубрика.
Пилипенко заглянул в газету и прочитал вслух:
– «По ту сторону: смелые мысли о непознанном». Так. А вывод из всего этого – тоже смелая мысль?
– Какой вывод? – не понял Жаров.
– Вот этот. Который делает автор статьи. Вернее, твоя авторша. Первое убийство произошло в девятьсот пятом. Второе – в тридцать девятом. Через тридцать четыре года. Следующее – семьдесят третий год, опять тридцать четыре. А сейчас какой? Снова прошло тридцать четыре года. Так и написано: каждые тридцать четыре года в Фарфоровом гроте происходят некие странные события… Ну-ну. Убийство у нее – «странное событие».
Пилипенко встал, прошелся по комнате, сцепив руки за головой.
– Знаешь что, – начал он. – Ты мне, конечно, друг, но… В общем, я собираюсь закрыть твою газету.
Жаров покачал головой.
– Да? Как ты себе это представляешь?
– Это уже мои проблемы.
Жаров усмехнулся.
– Пожалуешься, кому следует. Напишешь возмущенное письмо, как пенсионер.
– Что-то вроде того…
– Что я печатаю ненаучные материалы, непроверенные факты… Что моя газета – вообще для дураков.
– Дураков надо подавлять, это точно! – подтвердил Пилипенко.
И вдруг он, наконец, взорвался, раскинул руки в стороны, сразу заполнив всю комнату своим широким жестом.
– Нет, это компания, вереница, линия дураков! – Пилипенко ходил по комнате, размахивая руками.
– О чем ты говоришь?
– О том, что один дурак открыл частную газету. Другой дурак, вернее, старая дура, написала в этой газете идиотскую статью…
– Она не старая, – вставил Жаров. – Очень даже милая, красивая женщина, лет эдак…
Пилипенко обернулся, и Жаров обомлел: его лицо искажала злоба, он буквально скрежетал зубами.
–