Просил, а сам не верил в спасение. Боялся, что его минуты сочтены. Еще обделается от страха, подумал Константин. И протянул руку.
– Я вас не брошу, Александр Викторович. Давайте я помогу вам подняться. Все позади. Не бойтесь.
– Кто они? – страдальчески спрашивал Мотыль, пока Константин вел его через задымленную площадку. – Сколько их было?
А на Леху даже не глянул, отметил про себя Константин. Перешагнул, как через кучу мусора. Хоть бы спасибо сказал.
– Трое их было, Александр Викторович, – сказал он. – Все готовы, а кто такие – хрен их разберет. Колпаки на хари натянули, конспираторы… Подождем, пока опознают. На вашем месте я бы немедленно известил ваших людей из ФСБ, а то соседи наверняка уже ментовку вызвали. – Константин заботливо прислонил жирное тело Мотыля к стенке возле двери квартиры. – Нам ведь не нужны осложнения?
– Не нужны, – с готовностью согласился Александр Викторович. – У нас и без ментовки головняка хватает.
Открылась дверь, в подъезд выглянула жена Мотыля Людмила, лицо которой было накремленным или щедро напудренным, как у японской гейши.
– Саша, – тоненько воскликнула она, – что случилось, Саша? Ты пьян?
– Меня только что чуть не завалили, – плаксиво пожаловался Александр Викторович. – Засаду, пляди, устроили. Ну ничего, я им это припомню. Они у меня попляшут. – Он оттолкнул поддерживающего его Константина. – Ладно, дальше я сам. А ты домой ступай. Сиди, не рыпайся, пока не понадобишься.
Понадобился Константин очень скоро. И часу не прошло, как в родительский дом нагрянули резвые ребята из убойного отдела. Ночь провел он в КПЗ, а утром повели его на допрос, в ходе которого выяснилось, что Мотыли его на работу не принимали, оружие ему не выдавали и понятия не имеют, каким ветром его занесло в злополучный подъезд.
Оправдания Константина вызывали лишь саркастические ухмылки. Правда, просьбу связаться с шефом следаки удовлетворили, но Александр Викторович прикинулся, что никакого Рощина не знает, а Сергей Викторович вообще послал его на три буквы.
Попал, понял Константин. Братья предали его, сдали милиции, чтобы не отвечать на разные неудобные для себя вопросы. Плевать им было на Константина. Для них он был разменянной пешкой, которую небрежно смахнули с доски.
Так угодил Константин за решетку, еще не вполне веря в то, что его вот так запросто кинули, отдав на съедение следакам из милиции и прокуратуры. Он все ждал, когда его вызволят, все надеялся, что Мотыли и ФСБ разыгрывают какую-то хитрую многоходовую комбинацию.
Но чуда не произошло. Записали Константина в киллеры, отдали его под суд, а там получил он срок, такой огромный, что никак не получалось перевести все эти годы в дни, потому что никакая таблица умножения не годилась для подобных подсчетов. Арифметика вообще имеет очень мало общего с жизнью. Тем более с жизнью в неволе.
Следственный изолятор, тюрьма, зона – все это походило на круги ада, описанные Данте.