Громкий трезвон разносился по квартире. Я с трудом оторвала голову от подушки, пытаясь сообразить, что за противный звук нарушил мой сон и откуда он доносится. Поняв, что это всего-навсего звонит телефон, я соскребла себя с кровати и на автопилоте, не раскрывая глаз, поплелась в прихожую.
– Але? – сонно протянула я и, открыв один глаз, увидела, что часы показывают четверть восьмого.
– Ирка, это я! – донесся до меня Машкин голос.
– Кто-то обещал не звонить мне до двенадцати часов!
– Ирка, я влипла в такое! – не слушала меня Никитина. – Представляешь, звоню я вчера поздно вечером Байковой, рассказываю о наших с тобой приключениях… И она сказала, что нельзя землю с могилы полного тезки брать, так как тогда ворожба падет не на задуманное лицо, а на покойника! – орала в трубку Машка.
Сон с меня как рукой сняло.
– Так что ж она сразу не сказала, склерозница эдакая…
– Что мне делать? Теперь выходит, что меня покойник любит. По-кой-ник!
– Кстати, твой Ромео ночью навестил меня. Обознался, видать. Он к тебе не заходил?
– Опять прикалываешься? – раздался подружкин вопль. – Я ж тебе серьезно говорю!
– Да и я вроде как не шучу. Приперся ко мне белый такой, в саване… «Где моя Мария?» – говорит… Напугал меня до полусмерти! Я такой ор подняла, что всех перебудила. А он, видать, понял, что адресом ошибся, и исчез. Едва уснула!
– А может, тебе это приснилось? – робко предположила Маша.
– Сама не знаю, – задумавшись, сказала я.
– Вот видишь! – голос Никитиной повеселел. – Не уверена, а меня пугаешь.
– Ну, ладно, проехали. Что ты собираешься делать?
– В том-то и дело, что понятия не имею.
– А Байкова что сказала?
– Ничего хорошего. Сама она не знает, а та девчонка, подружка ее, умотала на дачу, а дача неизвестно где.
– А когда вернется?
– В конце недели, кажется.
– Придется тогда нам самим с твоим покойником разбираться. Слушай, но ведь ты приворот до конца не доделала, надо ж еще землю Максу в ботинок подсунуть и так далее. Может, покойничек еще не влюбился, а лишь собирается?
– Нет, Светка сказала, что ботинки нужны для приворота живого человека, а для покойника достаточно того, что я сделала.
Мы обе замолчали. Не знаю, о чем думала Машка, а я о том, насколько вся эта история серьезна.
– А может, брехня все это? – прервала тишину подруга. – Я, в принципе, не очень-то верю во всякую нечисть… Двадцать первый век на дворе все-таки…
– Ага! Как на кладбище меня тащить и Максима своего привораживать, она в нечисть верит, а как паленым запахло, так уже «не очень-то» и верит! – возмутилась я. – Да, и чтоб ты знала: нечистой силе совершенно без разницы, двадцать первый век на дворе или пятнадцатый, если она все-таки существует.
– Будем надеяться на лучшее…
– Угу,