– …некоторые из вас относятся ко мне и к моим предупреждениям не слишком серьезно. Боюсь, что кое-кто решил, будто сможет не расплатиться со мной… Но, повторюсь, я не стану выискивать неблагодарных. У нас осталось несколько минут, так что я вам предложу забавную и очень поучительную игру. Перед каждым из вас – тридцать картинок. На каждой из них – лицо не самого маленького человека в этом городе. А внизу каждой картинки – номер. Чтобы никто из вас не опасался подвоха, нумерация и расположение картинок на экране у каждого из вас особые. Даже если кто-то узнает, какой номер вы выбрали, то никто, кроме меня и вас, не будет знать, кого именно вы имели в виду, – теперь в голосе Лешего звучало веселье – мальчишка зазывал приятелей в веселую игру. В очень веселую игру.
Дальский левой рукой чуть распустил узел галстука. День и вправду получался жаркий.
– Итак, каждый из вас выберет трех человек из тридцати… двадцати девяти, надеюсь, себя никто не станет выбирать… Трех неприятных для себя людей. Первый выбранный получит три очка, второй – два и третий – одно. Тот, кто в сумме наберет самое большое количество очков, – умрет. Тот, кто откажется играть, – тоже может умереть. Мне будет неприятно, но таковы условия. Всем понятно? На счет «три» можете начинать. Раз. Два. И не бойтесь, тут нет ничего страшного. Кстати, имейте в виду, если вы не проголосуете, то этих трех балов может не хватить вашему оппоненту, чтобы вместо вас занять первое место. И умрете вы, а мог бы умереть он. Подумали? Оценили? Заново: один, два, три…
Дальский протянул руку к клавиатуре, быстро набрал три номера, почти не задумываясь. В конце концов, он прекрасно помнил, кто из участников лотереи ему особенно неприятен.
Изображения на экране пришли в движение, ячейки таблицы с легким шелестом распались на отдельные карточки, осыпались в низ экрана, сложились в подобие колоды.
– Сейчас колода будет тасоваться, – сказал Леший. – В зависимости от рейтинга. Тот из уважаемых игроков, чье изображение окажется сверху, умрет в течение тридцати секунд. Поскольку умрет только один, а наказать нужно многих, то я позволил себе несколько затянуть процедуру. Поехали…
Зазвучала музыка, карты стали тасоваться. Музыка была какая-то жестяная, словно некий аляповато раскрашенный механизм исполнял ее торопливо и небрежно. Карты ловко перескакивали снизу колоды наверх, и с каждым перелетом выражение лиц на них становилось все напряженнее.
Несколько раз портрет Дальского оказывался сверху и даже останавливался на секунду-другую, но потом исчезал в общем водовороте, и Прохор Степанович облегченно вздыхал. Несколько раз мелодия замирала, зависала на секунду, но потом снова пускалась вскачь, так что, когда она, наконец, смолкла, Дальский не сразу сообразил, что все, что игра закончена, и что