Доктор Ахтин. Возвращение. Игорь Поляков

дворов, из которых только в четырех есть жизнь. Остальные давно брошены своими хозяевами. Покосившиеся бревенчатые срубы, провалившиеся крыши, заросшая бурьяном земля. Агонирующее поселение – когда я пришел сюда в начале года, жизнь теплилась только в двух домах. В одном живет Иван, который в свои пятьдесят лет выглядел на восемьдесят. С ним проживает гражданская жена Лида. В другом доме – старуха Прасковья, возраст которой понять невозможно. Потом, ближе к лету появился мужик лет сорока по имени Семен, родители которого когда-то жили в этой деревне. «Жена выгнала, – объяснил он своё возвращение на родину, – сказала, что не хочет жить с алкоголиком, а я ведь совсем по чуть-чуть, ну, и еще перед этим с работы уволили. Идти мне было некуда, вот я и вспомнил, что у меня есть домик в деревне».

      Иван с Лидой живут через два дома от меня. Я вхожу через покосившуюся калитку, которую Иван за все лето так и не удосужился починить. Скрипящее просевшее крыльцо и потрескавшаяся дверь. Бубнящий голос диктора из постоянно включенного радиоприемника, стоящего у окна. Слева – русская печь. Терпкий, так хорошо знакомый запах крови. В горнице на лавке у стола сидит Лида. Она качается взад вперед и молчит. По лицу текут крупные слезы крепостью градусов в пятьдесят. В правой руке чугунная сковорода с остатками жареной картошки. Пальцы, сжимающие рукоять сковороды, побелели от напряжения. На деревянном полу на старом рваном половике ничком лежит Иван. Вокруг головы лужа темной крови.

      Ну, что-то подобное я и ожидал увидеть. Присев рядом с Иваном беру его запястье, затем проверяю пульс на сонных артериях. И спокойно говорю:

      – Нормально, живой он.

      – Точно? – сомневаясь, дышит перегаром мне в затылок Семен.

      – Точно, точно, – и осмотрев окровавленную голову, я добавляю, – мне надо воду, несколько чистых тряпок, ножницы, иголку и нитки.

      Лида выходит из прострации, с грохотом роняет сковороду на пол, вытирает рукавом слезы и убегает в соседнюю комнату.

      – Ага, – бормочет за спиной Семен, – а я сейчас ведро воды принесу.

      Пока их нет, я сжимаю голову лежащего человека и закрываю глаза. На мгновение. Даже не с целью что-то узнать о здоровье и будущем этого человека, а чтобы просто проверить – могу ли я еще, со мной ли мой дар. Затем, встав на ноги, иду к столу. То, что мне надо – почти пустая бутыль самогона – в центре стола. Отставив её в сторону, я сгребаю грязную посуду и остатки пищи на край, освобождая место.

      – Вода.

      Семен ставит ведро на лавку.

      – Давай его поднимем на стол, – говорю я ему.

      – Зачем?

      – Ну, не на полу же мне его зашивать. Неудобно.

      – А, ну да, конечно. Давай.

      Вдвоем мы с трудом взгромождаем тело на стол. Я пытаюсь придерживать голову Ивана, но она, тем не менее, с глухим стуком ударяется о столешницу. Иван никак не реагирует, и я думаю, что именно в таких случаях говорят – мертвецки пьян.

      – Вот, принесла, – Лида протягивает мне скомканную светло-коричневую тряпку. В другой руке ножницы, черные нитки и игольница в виде ежика.

      – Что это? – я, расправив