Боже, что это было за жуткое зрелище!
Они оба смотрели на него с вожделением и с каким-то умильным сладострастным восторгом. Она даже сглатывала слюну и облизывалась.
– Что это? – в отчаянии подумал Башмачкин, и сердце его в последний раз стукнуло и ушло.
Очнулся Акакий Акакиевич на своей железной кровати, втиснутый в ее панцирное чрево и спеленатый колючим верблюжьим одеялом до самого подбородка. Повернув голову, он увидел возле своего изголовья женщину-врача из «неотложки». А напротив у тумбочки молодой фельдшер укладывал в саквояж ненужные уже шприцы. Посетителей в комнате не было, но, судя по голосам, доносящимся из коммунального коридора, никуда они не ушли.
Они все еще были рядом, эти страшные посетители; и Башмачкин попробовал как можно глубже вжаться в сетку кровати.
– Ну, вот и очнулись… – устало произнесла женщина-врач.
Акакий Акакиевич, хорошо знакомый с порядкам на «скорой», заплетающимся языком поспешил назвать свою фамилию и имя-отчество.
– Лежите, лежите! – остановила его женщина-врач. – Ваш племянник уже все нам сообщил…
– И возраст? – прохрипел Башмачкин.
Женщина, глянув в карточку, подтвердила:
– И возраст. Одна тысяча девятьсот первый. Правильно?
Башмачкин кивнул.
Знание незнакомцем его года рождения почему-то особенно поразило Акакия Акакиевича.
– У дяди легкий обморок, – гудел между тем за дверью уверенный жирный голос, – от радости такое бывает…
– Бывает, – кивнула Башмачкину женщина-врач, – и даже очень часто, хотя от горя все же чаще. Теперь уже с вами все в порядке. Мы вам сделали укол, но завтра придется полежать… Пойдемте, Толик… – позвала она фельдшера и уже в дверях неизвестно кому сказала:
– Ну вот, все и кончилось…
Но все только начиналось, Господи!
Вот так-то, граждане, господа хорошие, не перевелись еще самозванцы на Руси…
И посудите сами, откуда взяться родственникам у потомка литературного героя? А уж тем более – племяннику?
Однако взялся…
Сие установленный факт. Вместе с женой Рахилью взялся. История, прямо скажем, библейская.
И не успел оклемавшийся Акакий Акакиевич глазом моргнуть, как племянника прописали на его жилплощадь. С женой, естественно. А потом, правда, на этот раз Акакий Акакиевич моргнуть успел и не единожды, вселился он с беспощадными родственниками в трехкомнатный кооператив на набережной. Угол Стремянного переулка, между прочим…
Улавливаете?
Восемь квадратных метров, конечно, пришлось сдать государству, у которого их тут же выцыганила под справку о беременности несовершеннолетняя соседская дочка, а ей, как будущей матери-одиночке, положено.
А Башмачкин вместе с часами и панцирной кроватью оказался в самой маленькой комнате трехкомнатной кооперативной квартиры. И сидел он в ней тихонько, как мышка,