Где улыбка твоя? Жизнерадостность где?
Платье порвано сверху, и ребра торчат.
Твои руки раскинуты, взор как стекло.
Смерть коснулась тебя поцелуем своим.
Столько крови из вен среди роз натекло…
Как же это случилось? Скажи, Лилигрим?
Только в мертвых устах не появится звук.
Ты ушла, не прощаясь, ушла навсегда,
Ускользнула, как птица, из дрогнувших рук.
А вчера говорила, что все ерунда.
Твое нежное тело изодрано в кровь.
Твоя брачная ночь стала пропуском в ад.
Это плата такая у нас за любовь.
Платье белое траурный сменит наряд.
Он сидит на полу в изголовье твоем,
Смерть в глазах его, холод и мертвая мгла.
Эту ночь провели вы в каэре вдвоем.
Ночь любви… Ты ее пережить не смогла?
Лилигрим, моя Лили – хрустальный бутон.
Не забыть мне твоих вдохновенных речей.
Жениха ты любила… Но стоил ли он
Крика ужаса, боли и смерти твоей?
Упокойся же с миром, Земное дитя,
Одинокое Сердце, познавшее страсть.
В Карнаэл ты явилась, смеясь и шутя,
Чтобы в каменных стенах навеки пропасть.
Лилигрим… Моя фея, мой ангел, мой сон.
Мой кошмар, моя память, отчаянья стон.
Ты считала, что тем, кто любим, повезло?
Ты ошиблась, малышка. Любовь – это зло.
В розах черное платье. И муж твой – вдовец.
Ты вчера улыбалась, идя под венец…
Как же гадко на сердце и хочется взвыть.
Никогда, Лилигрим, мне тебя не забыть.
Дочитав последние строчки, Мэл скривилась. Опустив взгляд вниз страницы, наткнулась на сделанную месяцем позже приписку: «Восторженная мечтательница, бедная моя Лилигрим». А под ней, с обозначенной в скобках датой «полгода спустя», красовалась короткая, но весьма эмоциональная фраза: «Лили… Глупый и мстительный ребенок!» Девушка зло усмехнулась и мрачно добавила:
– Лицемерная стерва, а не ребенок, твоя Лилигрим!
– Сама такая! – дохнул ей в лицо порыв ледяного ветра, а колючий холод призрачной руки обжег щеку.
Мэл вздрогнула, резко подняла голову и встретилась взглядом с холодными глазами покойницы. О демоны! Как она могла забыть, что произносить имя этой мертвой твари в Карнаэле противопоказано? Какие-то секунды полупрозрачная «фея» сверлила брюнетку колючим взглядом водянисто-зеленых глаз, после чего плавно развернулась и направилась к выходу, постепенно тая на ходу.
– Где девчонка? Это твоя работа, да, Лили? – крикнула ей вслед брюнетка, лицо которой стало почти таким же белым, как у призрака.
Ответом ей был тихий смех, от которого веяло могильным холодом. Девушка невольно поежилась, впала в прострацию, затем встряхнулась, покачала головой и снова начала ругаться. Сегодня она ставила один рекорд за другим: по глупости, по открытиям,