– Кто знает, может быть, и в отпуск, – рявкнул Тараблин. И тут же добавил: – В Бургас было бы сейчас хорошо.
– Слушай, Димка, а ты уверен? Ну, в этом, в диагнозе?
– В диагнозе даже Господь Бог не уверен.
– А с чего ты, собственно, тогда взял, что умер?
– Чудак человек. Кому же это лучше знать, как не мне? И кому бы об этом спрашивать?
– Ты прав. И так всё тихо сделали. От этого можно сойти с ума.
– А в Чечню милиционером не хочешь? – Тараблин нагнулся, пытаясь залезть своим взглядом в мой.
– Сейчас бы выпить.
– Алкоголизм вышел из моды. Если ты еще этого не заметил.
Мы подходили к концу бульвара. Пересечем площадь и – радио. А мне так ничего и не удалось узнать.
– А что со временем творится? Часы показывают всегда разное. Природа вообще чехардит…
Я вдруг вспомнил, что вчера, когда отправлялся в домик с пилястрами, была вроде бы осень, а сегодня – ранняя весна. Или вчера было не вчера? Что же тогда было между «вчера не-вчера» и сегодня? Представить, что просто заспал собственную смерть, я не мог.
– Ну, есть многое на свете, друг Гораций… Я не силен в квантовой физике. Есть мнение, что мы реальны и существуем, пока на нас смотрят. Как только смотреть перестают, мы становимся набором вероятных событий. То же и со смертью: ее надо увидеть, чтобы она окончательно случилась. При нашем нелюбопытстве этого может не произойти никогда.
При этом всеобщем нелюбопытстве время ведет себя тоже кое-как. Слышал что-нибудь о дискретности? Если объяснять на пальцах, как я понимаю, получается примерно так. Допустим, что этот мир не длится непрерывно, а творится каждый раз заново, как на экране монитора… Такой квантовый, «мигающий» мир. Могло случиться, что ты проскочил между этими квантами или провалился, как тебе больше нравится, и попал в другую реальность.
Человек я торопливый. Читая роман, часто спешу заглянуть в конец и тем порчу себе, конечно, весь кайф. Стоит только автору начать излагать какую-нибудь оригинальную теорию, как у меня, от первых ее корешков, начинает давать побег собственное дерево, быстро растет, ветвится и даже зацветает. Мой университетский учитель Григорий Михайлович Гринин говорил, что я люблю обгонять время, и относился ко мне хоть и по-доброму, но вполне иронично. Однако нюх на качество у меня все же был, я всегда чувствовал, когда человек блефует и концы с концами у него ни за что не сойдутся.
Друг мой увлекался абсурдом, не пренебрегал для его создания случайными и самыми сомнительными сведениями. Знал я за ним эту слабость, к которой относился вполне терпимо. Это было иногда даже забавно. Но сейчас я ждал от него чего-то другого.
– Чего скис?
– Да нет. Просто не думал, что ты до такой степени увлекаешься научпопом. Что за новая реальность? Вот мы идем и разговариваем. Клен, вот, смотри. Площадь, да? Вон в том доме, хочу тебе напомнить, жил недолгое время Тарас Шевченко. И потом, почему в этой новой реальности у тебя тот же номер телефона?
–