– Неприятности? – сочувственно спросил Павел, когда Ольга вошла в кухню. – Достали тебя твои проверяющие?
– Да нет, – она вздохнула и потянулась к вазе, в которой лежали яблоки и груши. – Все в пределах нормы, как обычно. Суматохи много, все нервничают, бегают, боятся. В такой обстановке трудно сохранять спокойствие. А что, я плохо выгляжу?
– Выглядишь ты всегда великолепно, – улыбнулся Павел, – а вот на Светку так злобно нападала впервые. Я и подумал, что ты не в настроении. Чего ты к девочке цепляешься? Она всегда такой была, ничего нового ты сегодня о ней не узнала. Раньше тебя это как-то не особо волновало, а сейчас ты прямо как фурия.
– Не знаю, – Ольга с хрустом надкусила большое золотисто-желтое яблоко, – бес попутал, наверное. Ничего, стерпит.
– А если не стерпит? Вдруг она обидится?
– Ну и черт с ней, – Ольга беззаботно махнула рукой, – обидится так обидится. Или тебя это беспокоит?
– Не то чтобы… Но знаешь, неловко как-то. Она такая миленькая дурочка, так доверчиво к нам приходит. На нее нападать – все равно что на юродивого.
– Она не юродивый, она дура, – отрезала Ольга. – Клиническая дура. Старается приходить тогда, когда меня нет дома, и строит тебе глазки в надежде соблазнить. Или это уже не надежда, а реальный факт?
– Не говори глупости, – спокойно ответил Павел, – если бы я с ней переспал, ты была бы первой, кто узнал бы об этом, можешь не сомневаться. Малышка меня совершенно не будоражит, у меня другой вкус. Пошли в комнату, я принес новые кассеты, выберем какое-нибудь симпатичное кино и посмотрим.
Они выбрали американскую мелодраму и уютно устроились на диване. Остаток вечера прошел приятно и мирно, и, укладываясь спать, Ольга совершенно забыла о своем плохом настроении и с искренним недоумением вспоминала о своем поведении с соседкой. И в самом деле, что это на нее нашло?
Выйдя из метро, Настя Каменская прошла мимо автобусной остановки и отправилась домой пешком. Гулять по такой жаре – дело малоприятное, но стоять на остановке и потом давиться в переполненном автобусе ничуть не лучше. В последние месяцы она стала стараться больше ходить пешком, получая удовольствие от всего, что попадалось ей на пути. Страх смерти, единожды обрушившись на нее, породил жажду впечатлений, которую некоторые философы называют жаждой жизни. Настя стала проявлять интерес к театрам и концертам, с готовностью принимала приглашения пойти в гости и порой доходила в своем увлечении до совершенно невероятных подвигов. Не так давно, например, у нее снова разболелась спина, но она, вместо того чтобы сесть в автобус, нарочно пошла от метро пешком, радостно думая: «Я иду, мне больно, это значит, что я жива и могу что-то чувствовать. Если бы я умерла, я бы ничего не чувствовала. Да, мне больно, мне ужасно больно, но