В парке действительно было чудесно. Та самая благодать, о которой мне твердила бабуля, сердясь, что я ничего не понимаю.
А кто понимает в жизни? Поднимите руки! Нету таких! Увы…
И что я скажу Леше?
Тут я вспомнила про записку, которую оставила мужу на подушке в номере отеля и подумала: «Разве можно быть такой дурой в двадцать пять лет!»
Меня словно сдуло ветром со скамейки, и я помчалась к выходу, ловить такси.
Портье остановил меня, когда я бежала мимо него к лифту. Он наклонился, и вытащил из-за своей стойки чудесный букет.
– To you, please.
– My husband?
– I don’t know...
Я разглядывала такие чудесные белые лилии: «Васильков нет…»
– I don’t understand, – cказал портье.
– Sorry, – и я медленно пошла к лифту, придумывая, что я могу сказать мужу.
Nothing...
Муж был в номере. На столике у дивана стояло шампанское, два фужера и коробка конфет. Две красных свечи с бантами сгорели на две трети. Значит, он ждет меня уже давно.
Я прошла в спальню и посмотрела на подушку. Записки не было. Поставив цветы в вазу, я вернулась в гостиную и села рядом. Муж нежно обнял меня. Какой предательницей я себя почувствовала! Сгореть бы от стыда!
– Лапушка, устала?
– Ага… Моя усталость называется – Big Apple... Идиотизм! – я вымученно улыбнулась.
– Что-то случилось?
– Нет, – соврала я, – гуляла в Центральном парке, собирала материал для статьи.
Леша наполнил бокалы шампанским и достал из кармана пиджака бархатную коробочку. «Tiffany» – это название тогда мне ни о чем не сказало, а фильм «Завтрак у Тиффани» я не видела. Внутри на атласе лежали три жемчужных слезки. Серьги и подвеска.
– Завтра рано утром у нас экскурсия, а в пять вечера мы улетаем. Может, пойдем, погуляем, попрощаемся с городом?
– Нет, я не хочу. Душ и спать.
Муж вынес меня из душа в махровой простыне и нежно уложил на кровать. Погасив свет, лег рядом, и я прижалась к нему. Я думала, что всю ночь буду плакать…
А за окном шумел город. Это был чужой город. Это был Женькин город. Это был город, который я возненавидела.
Рано утром мы поднялись всей группой на одну из башен-близнецов. Нью-Йорка. Чужой город расстилался внизу колючим ковром своих небоскребов, зеленым пятном Центрального парка. Ярко светило солнце, отражаясь в воде залива со статуей Свободы. А небо над нами было цвета индиго.
Где-то там, внизу, в переплетении улиц, всех этих стрит и авеню, ходил Женька.
Я подошла краю и встала на железное ограждение. Секунда – и я, раскрыв руки, словно крылья, прыгнула вниз. Маленькой синичкой я кружила над этим удивительным городом. Пролетев через Бруклинский мост, оказалась на русской торговой улице на Брайтон Бич. Покружив немного, я подлетела к окну над хлебным магазином и села на форточку.
В комнате сидел Женька со своей женой и ее родителями. Я цвиркнула,