не вижу за горизонтом,
но мне легко.
Ибо уйти можно лишь двояко —
бросая
или же продолжая.
Не путайте продолжающего
с заблудшим.
Отец не увидит сына,
сын – отца,
но лунною ночью
магнитное напряжение
подается на их души
и тестирует:
что есть эта несоединенность —
разрыв
или же связь,
существующая между планетами,
и, стало быть, продолжение.
Письмо из продленности
У меня на дереве
горят четыре листка,
и это не все.
Еще есть время
до еще одних заморозков,
но это не долго.
Еще я горю
четырьмя огнями сразу,
и это много.
Еще при свете этих огней
я каждый день наблюдаю тебя,
и это все.
После первых заморозков
на голых ветвях
останется единственный пламень белки,
и это надолго.
«Не плачь...»
Не плачь.
Ты соснам моим над обрывом подмыла корни.
Хватит.
Уже и вода зацвела корягами черными.
О них
разбивается круглое лунное блюдо.
Те, что промышляют
орехами на берегу,
в омуте, полном коряг,
купаться не будут.
Не плачь.
Пока что.
«Чем дни становятся дольше...»
Чем дни становятся дольше,
тем мы становимся дальше
от бывших у нас
ночей.
Случается,
они нас еще навещают,
как взрослые дети
старых родителей.
Еще привязаны
их игрушки
к самому небу,
но вряд ли
мы ими станем играть.
Звездными именами
мы теперь называем
времена года
и стороны света.
Но это —
другие игры.
Минувшей ночью
ко мне приходила
чужая девушка.
Она смотрела
прямо в глаза
с особой доверчивостью
и ожиданием.
И исчезла.
И вздрагивала
оконная занавеска,
пока я не понял,
что это след
твоего дыхания.
«Отапливаемые центральным отоплением...»
Отапливаемые центральным отоплением
никогда не бывают согреты,
как нужно —
где только можно,
когда только можно,
они разводят костры,
которые идут за ними,
а они смотрят
застывшими глазами
в этот живой огонь,
с ностальгией,
с эмиграцией
в этих застывших глазах.
Господи, пожалей их, они так красивы.
В разжигании огня
есть свои первоклассники,
гимназисты,
магистры,
академики,
мэтры