Лето выдалось жарким. Торговки едой, дабы клиент не учуял, что из чего, солили, перчили, не жалея специй. Жажда у любителей поесть была двойная – от жары и от перца. Фирма моя процветала. Назвал я ее «Горло». Рекламировал просто: «Родниковая вода, чистая вода, холодная вода!»
Чтобы вода очищалась, я бросал в кувшин кусочки квасцов, и она из мутной превращалась в чистую, а благодаря свойствам моего кувшина, через пять минут становилась холодной. Нет и не было большей радости в те дни. Я боялся выпить лишний стакан воды, чтобы сберечь «деньгу». Всю выручку с гордостью приносил отцу. Одним особенно жарким днем вода шла нарасхват. Я не успевал наполнять кувшин, как его тотчас опорожняли жаждущие. В очередной раз, когда он опустел, я подумал, зачем лишний раз делать крюк на улицу, еслия могу набрать воды прямо на базаре, взобравшись по трубе до бачка общественной уборной. Только я полез, как одно неосторожное движение, и я лечу вместе с кувшином на землю. Я цел, а он – вдребезги. Я отделался испугом, но кувшин – счастье, радость, надежда и источник дополнительного дохода – разлетелся на тысячу осколков. О, горе, горе, горе мне! Сколько было слез, которыми можно было наполнить с дюжину кувшинов, и не такого объема, каким был мой «красавчик». Я смотрел на то, что от него осталось, и почему-то думал, что это – сон, а вот я сейчас проснусь, и мой кувшин будет стоять передо мной, наполненный студеной, кристальной водой. Вечером, когда я вернулся, мой вид без слов подсказал отцу, что случилось. Он молчал, а это было еще хуже для меня.
В другой раз отец где-то достал вяленую рыбу – рыбец ростовский – и поручил мне продать ее на вокзале либо обменять на хлеб у солдат, возвращавшихся с фронта. С корзиной, в которой лежали сочные янтарные рыбцы, я пошел по перрону станции «Тифлис». Подошел состав, набитый солдатами. Я иду вдоль вагонов и кричу: «Хорошая рыба рыбцы. Сам бы ел, да деньги нужны. Могу обменять на хлеб или продукты». Вдруг из товарного вагона в окно высовывается молодой солдат. Я и сейчас помню его лицо – простое, веселое, русское лицо. Сам – рыжий, конопатый, даже глаза смеются. Протягивает руки и говорит: «А ну, браток, дай-ка я гляну, что за товар ты продаешь». И так он мне понравился, что я забыл наставление отца – давать товар только после того, как получу за него деньги. Отдал я ему рыбцов, назвал цену, а сам думаю – вот здорово, сейчас получу деньги, и пойдет торговля на всю железку. Да только мой солдат больше не показывался. Я стал плакать, кричать, но в этот момент поезд тронулся, и я остался ни с чем. Так был нанесен второй удар по моей коммерции.
Одно время на улицах, на переносных лотках, торговал тянучками «Эйнем», продавал ношеную обувь. Но все это продолжалось недолго и приносило больше огорчений, нежели прибыли.
При