умираю молодой
каждое утро
как дым надо водой
как написал мне когда-то один музыкант и поэт
эту историю ставит поутру сосед
Катулл учит девочку, хочет девочку,
Хохочет над мальчиком, пинчарит деточку,
Мочит ласточку, уже не плачет
Сухую корочку, дрочит палочку
Вообще не думает, что это значит
Его сексуальность немного печалится
От него отдельно. Он с нею соглашается,
Но не особенно заморачивается.
Он понимает, что стигматизирован.
Ему стыдно, что он муж мертвой девушки.
Ему кажется, что это крайне значимо.
Но этого никто не замечает.
Его привязанности теперь отличаются
От более-менее общепринятых:
Какие-то случайные девчонки и пидоры,
Амбициозные провинциалы, столичные штучки.
Он бросает родных и отчаливает
В город, где по-прежнему напивается.
Мало об этом задумывается
И не хочет встречаться с себе подобными.
Вопросы интервьюеров его озадачивают.
Он с трудом уворачивается,
Но слово за слово.
Его вообще более не волнует истина,
Только экстремальные состояния: см-ть, предательство,
Вопросы стиля, имперские войны, жутковатые
путешествия,
Короткие, но действенные, как цикута.
У Катулла, как известно, хуевое здоровье,
Но это не предмет общественной дискуссии.
И Лесбия! Лесбия! Она является ночами
Вместе с мертвым воробышком! Они играют! Целуются!
Он просыпается от рыданий! Он смотрит на ее
фотографии
В Петродворце и Павловском парке; он отворачивается
К портрету Николы-Угодника.
Но она так прекрасна, ее жесты, как звезды,
Ее кисти, ее щиколотки, ее попа; это невыносимо,
эта невинность и это блядство.
Он никогда не видел ничего более совершенного.
Конечно, в этом месте он все-таки заморачивается.
Он продолжает любить мертвую,
Не хочет признавать смерти,
Не хочет в этом признаваться.
Он живет в каком-то виртуальном отчаянии,
В таинственном лесу,
Где все еще возвращается, разворачивается
Как вертоград
Райский
Товарищи
Ведут себя так, как будто они – цезарь,
Плюющий на общественные приличия.
Они готовы писать эпитафии
Строить достойные надгробия
Он готов разбить об стенку голову
(И периодически разбивает),
Только чтобы этого не было.
Только бы вернуть живые созвучия,
Блядскую правду, мучительные многоточия,
Неправедные
Бомбардировки городов, где он мог
Поноси́ть ее как подорванный.
Из истории литературы известно
Что римский кликуша
Умер