– Как же это вы, рядовой…
– Так получилось.
Это был универсальный ответ набедокуривших военнослужащих независимо от рода войск.
– Вы выпили бутылку водки в подворотне, отправились на вокзал, где приставали к женщинам, задирая у них юбки. Милиционеров ругали нецензурными словами и оказали сопротивление при задержании военным патрулем. Как вы можете объяснить…
– Так получилось.
Как бы само получилось, а я здесь не при чем.
– Старшина второй статьи Демурджан. Арестован на пятнадцать суток…
Смуглый, аккуратненький, глаза большие, выразительные, смотрит серьезно.
– За пьянство?
– Нет, за блядство.
– Что?!
Усталый капитан, старый начальник караула закивал успокоительно, мол, это не дерзость: так оно и есть. Но Мартын все же спросил:
– То есть, как?
– Я служу на тральщике. Радистом. Командир отделения радистов. Тральщик сейчас в ремонте. Радиорубка – мое заведование.
– Ну и что?
– Ну и я привел девушку. Она жила в радиорубке две недели.
– Как это жила?
– Жила. Еду я приносил с камбуза. В гальюн ходила в моей робе. Берет тоже мой надевала. Я сделал ей короткую стрижку. Я умею. Радисты обеспечивали. Никого не пускали в гальюн в это время, говорили – ремонт.
– Что вы еще умеете?
– Все. Я умелец. И радист первого класса.
Мартын молчал, обескураженный. Летный капитан только посмеивался: он уже слышал эту историю. И, словно радушный хозяин, угощал ею Мартына.
– И что, за все это вопиющее всего пятнадцать суток? – спросил Мартын.
– Не знаю, – спокойно ответил старшина второй статьи Демурджан. – Ко мне приходил военный дознаватель. Может быть, попаду под трибунал. Потому что родители моей девушки искали ее. А у них родственник в милиции какой-то начальник. Так что ее оперативно объявили во всесоюзный розыск. Она в рубке радио слушала, УКВ, услышала про розыск. Испугалась, побежала сдаваться. Без робы, в платье, ее и задержали на КПП.
– По моим скромным прикидкам два года дисбата светит тебе орел, как аэродромный прожектор.
Демурджан стал очень серьезным и заявил офицерам:
– За две недели счастья на боевом посту можно оттрубить два года дисбата.
Капитан-лейтенант Зайцев вдруг представил себе тесную радиорубку тральщика и раздетую девушку на узком рабочем столе перед пультами окрашенной в унылую шаровую краску аппаратуры. Кровь ударила в веснушчатое лицо, и он стремительно вышел из камеры, чтобы летчик не заметил, как покраснел мореплаватель. Остальные камеры осмотрели бегло, убеждаясь лишь в наличии арестованных.
* * *
Как стаи птиц, проносятся недели. Полощет ветер флаги кораблей. Но, черт возьми, в мужском здоровом теле До срока дремлет шалый дуралей. До срока дремлет, не дает сигнала. Как будто – нет. Как будто – неживой. Но