– А сейчас Вы учитесь?
– Учусь?! Не-ет… – отвечает Эдвин с ноткой презрения в голосе. – Я инженер – я не учусь, а делаю! Работаю, так сказать, руками и головой! Мой отец был инвестором в одной солидной фирме, и его пай станет моим, когда я достигну совершеннолетия. До той поры Джек – Вы имели честь познакомиться с ним за ужином – является моим опекуном и банкиром.54
– От мистера Криспаркла я узнал, что Вам и ещё кое в чём повезло, не так ли?
– Это в чём же мне, по-Вашему, повезло? – резко спрашивает Эдвин, останавливаясь посреди улицы.
Невил, который задал свой вопрос намеренно провоцирующим тоном, также останавливается, и оба молодых человека обмениваются враждебными взглядами.
– Надеюсь, мистер Друд, – вызывающе вежливо произносит Невил, – я не обидел Вас упоминанием о Вашей помолвке?
– Чёрт вас всех побери! – раздражённо кричит Эдвин и, отвернувшись, шагает дальше так быстро, что Невилу приходится почти бежать. – В этой проклятой дыре слишком любят сплетничать! Все, буквально все в курсе моей личной жизни! Удивляюсь, как никто ещё не открыл распивочную под названием «У счастливого жениха» с моим портретом на вывеске!
– Если мистер Криспаркл что-то и рассказал мне, то в этом нет никакой моей вины, – возражает Невил.
– Да никто Вас и не винит, – машет рукой Эдвин.
– Я вижу теперь, что мне не стоило рассказывать Вам об этом, – продолжает Невил. – Просто я полагал, что Вам приятно будет это услышать. Ведь такой помолвкой можно только гордиться!
Заметим, что ситуация в этот момент до забавного симметрична. Невил Ландлесс, с первого взгляда влюбившийся в прекрасный Розовый Бутончик, не на шутку возмущён, что Эдвин Друд, который не стоит и мизинца своей невесты, так легкомысленно относится к доставшемуся ему сокровищу. А Эдвин Друд, поражённый в самое сердце цыганской красотой Елены Ландлесс, весьма разгневан тем, что ничего из себя не представляющий брат красавицы так задирает нос и, судя по всему, и в грош не ставит его, Эдвина.
– Знаете что, мистер Невил, – высокомерно отвечает Эдвин Друд, желая, чтобы последнее слово в этом споре непременно осталось за ним, – если человек чем-либо гордится, то ему совсем не обязательно хочется, чтобы о предмете его гордости судачили на всех перекрёстках. Но я человек занятой и, может быть, отстал от жизни. Вы же, как я понимаю, человек наилучшим образом образованный – и по части сплетен, и по части всего остального – так, может быть, Вы поправите меня, если я ошибаюсь?
После этих презрительных слов ситуация накаляется до предела: теперь Невил пребывает в бешенстве очевидном, а Эдвин Друд – в тщательно скрываемом. Оба останавливаются. Невил, сжимая кулаки, пристально смотрит в лицо Эдвину; тот же делает вид, будто любуется луной и звездами.
– Я нахожу не слишком воспитанным с Вашей стороны, – сквозь зубы произносит