Не смеренном за краткостью его.
Так призраком испуганные кони,
Взлетев над бездной, в эту бездну канут,
До гибели познать не успевая
Мгновения, влекущего на дно.
1924
Мы как в Венеции в своей Москве живём,
В окно любуемся и воду созерцаем,
И струи шумные за отпертым окном —
Глухую музыку – пустой душой черпаем.
И пусть незыблемый, как каменный ковчег,
Недосягаемый, в спокойствии и в силе,
Не Кремль красуется – досужий человек
Скликает голубей, чтоб музыки испили.
Здесь город борется, но мало силы в нём,
А волны цепкие подобны хищным стаям,
Здесь – мы в Венеции, а не в Москве живём,
В окно любуемся и воду созерцаем.
1926
Сергею Шервинскому*
Тогда ещё закат был розов, а луна
Оранжевым плодом таилась за домами,
И смутной вышиной владела тишина,
И вышина сливалась с нами.
Исполнен музыки и страждущей тоски,
Когда душа пуста и только чувства полны,
Я набережной шёл и слушал плеск реки,
Закатом тронутые волны.
И башни древние, и дальняя гроза,
И камень, в сумраке залёгший у дороги,
И встречных девушек прозрачные глаза,
И резвых муз босые ноги.
1926
Н. М. Подгоричани*
Мы знаем, нам дана тоска
Затем, что с нею плоть покорней,
И – тщетно бьются сквозь века
В подземной судороге корни.
Продевши руки сквозь кору,
Презрев своё благополучье,
Мы прорастаем на ветру —
Обугленные ветром сучья.
Мы песни дикие поём,
И прошумим, и прожелтеем,
И только с места не сойдём,
Соискушаемые змеем.
И в тёмный смысл добра и зла
Впиваясь острыми зубами,
Мы видим – влага потекла,
Но задержалась меж губами.
И чёрных яблок естество,
И чёрных листьев трепетанье —
Мы сохраняем для того,
Кто наше чует прорастанье.
Кто не забыл, что тайный сок
Всегда поит слепые корни,
Что им – и горький дух высок,
И низменная плоть покорней.
1928
Шумят деревья и подчас
К земле печально ветви клонят,
Как будто в этот смутный час
Своё спокойствие хоронят.
Вой, ветер! Радуйся и вой!
Пляши в дымящихся просторах —
Природы голос кочевой
На деревенских косогорах.
И чёрных пашнях опьянясь
Весёлым обмороком бега,
Приветствуй солнечную грязь,
Ещё набухшую от снега!
Как бы мечтая – пусть о нём —
Но зеленея сквозь мечтанья,
Висят на воздухе пустом
Берёз