Зазвонил телефон внутренней связи. Горобец схватил трубку:
– Можно спускаться, – выпалил он. – Сотников доставлен.
Когда лязгнул засов, дверь следственного кабинета открылась, на пороге возник высокий мужчина лет сорока, одетый в черные штаны и такую же черную робу, на груди которой пришит белый прямоугольник с номером. На коленях черных штанов тот же номер четыреста семь, вытравленный известью. Заключенный сорвал с головы шапку с козырьком, вытянулся в струнку, замер. Уставившись в дальний угол кабинета, гаркнул:
– Заключенный Сотников, номер четыреста семь, девятый отряд, осужден по статьям…
– Отставить, – махнул рукой Лихно. – Присаживайся, Николай. Мы с тобой тески.
Лихно занял место за письменным столом, привинченным к полу. Раскрыл пачку сигарет и закурил. Капитан устроился возле стены на стуле. Над дверью горела лампа, забранная в решетку, этот свет отражался в васильковых глазах Куприна.
– Я вас представлял немного другим, – сказал капитан. – Ну, поплотнее. Вы не больны?
– Здоров. Но на здешних харчах веса не нагуляешь, гражданин начальник, – ответил Сотников.
– Да, да… Понимаю.
Сотников елозил на табурете, удивляясь, с чего бы это незнакомец так вежлив и любезен, и на кой черт нужны эти реверансы. Они не в институте изящных манер. Они в следственном кабинете, где многое напоминает о вчерашнем допросе, точнее истязаниях, одного бедолаги. Вся вина которого в том, что он не успел снять шапку при приближении контролера, как того требуют правила внутреннего распорядка. Пол в темном углу в пятнах запекшийся крови, и бурые подтеки на стенах еще не смыли.
Лихно показал пальцем на пачку дорогих сигарет:
– Кури.
Пристрастившийся в тюрьме к табаку, Сотников вытащил сигарету, опасаясь какого-то подвоха. Вот сейчас старший встанет и съездит кулаком по морде. Или тот, что помоложе, зайдет сзади, накинет на шею обрывок бельевой веревки. Сведет концы. И с такой силой рванет на себя, что Сотников не усидит на месте. Плюнув кровью, полетит на бетонный пол…
– Спасибо за угощение, гражданин начальник, – Сотников держался наготове. Ему не впервой терпеть побои, карцер. Он взял сигарету, тут щелкнула зажигалка, – это Куприн дал огоньку.
– Как тут в колонии, не обижают? – спросил капитан. – Письма от сестры не задерживают?
– Не жалуюсь. Работает почта.
Сотников с тоской смотрел на оконце под потолком. И думал, что разговаривает не с ментами, это стало ясно с первого же слова,