– Девочка, – сказал он, – ты не обижайся: он у нас немножко дурачок, потому что заморыш.
– Я и сама догадалась, – сейчас же ответила ему девочка. – Он у меня все спрашивает и спрашивает и не дает мне слова сказать.
От такой несправедливости я вспыхнул и убежал в «тот» зал. А Витька остался с девочкой.
В «том» зале за длинным столом сидела мадам Прохорова и читала вслух толстую книгу. Босяки смотрели на патронессу осоловелыми глазами. Вдруг мадам Прохорова сняла руку с книги и почесала себе колено. Потом она почесала бок, потом спину, а потом вскочила и сказала:
– Кажется, я здесь паразитов набралась. Нет уж, читайте сами. – И быстро ушла, стуча каблучками.
Даже в «том» зале было слышно, как она говорила отцу:
– Это ужасно! Кусаются, как собаки! Посыпайте, Степан Сидорович, ваших посетителей антипаразитином. Купите пуд и сыпьте каждому за воротник по горсти.
Босяки при ней курить стеснялись, а теперь ожили и принялись вырывать из «Жоржетты» листки и крутить цигарки.
Когда я вернулся в «этот» зал, ни мадам Прохоровой, ни ее хорошенькой девочки там уже не было. Витька что-то жевал. Увидев меня, он полез в карман, развернул серебряную бумажку и отломил от коричневой плиточки маленький кусочек.
– На, – сказал он.
– Что это? – спросил я.
– Шоколад. Это меня Дэзи угостила.
– Ну и ешь сам! – крикнул я и убежал на кухню.
«Каштанка»
Целый день я ходил понурый. Мне казалось, что все меня презирают, что я и на самом деле уродец и самый несчастный на свете человек.
Петр заметил, что со мной творится неладное, и спросил:
– Чего, Митя, закручинился? Или обидел кто?
– Так, – ответил я, пряча глаза. – Просто так.
– Просто, брат, ничего не бывает.
– Лучше б я умер маленьким! – вырвалось у меня.
Он не стал больше меня расспрашивать, но на другой день опять подошел и сказал:
– Тут один лотошник книжку оставил с картинками. Вот подожди, закроем чайную и почитаем. Говорит, интересная.
Чайную закрыли. Петр принялся мести полы и мыть клеенки на столах. Чтоб скорей сесть за книжку, я усердно ему помогал. Отец не любил, когда газ напрасно горит. Петр потушил в «том» зале рожок и зажег маленькую керосиновую лампочку. Света ее хватало, только чтобы осветить книгу, но от этого сидеть за столом в темном зале было особенно уютно. Книга пахла краской, как и та материя, из которой путешественник сшил мне брюки. На картонном переплете был нарисован уличный газовый фонарь, вокруг фонаря мелькали снежинки. У подъезда дома стоял бритый мужчина в шляпе-цилиндре, в шубе нараспашку. Он смотрел вниз, а внизу, у его ног, жалась собака, похожая на лисицу. Ее спина и даже ресницы были залеплены снегом.
– Начнем, – сказал Петр. – Глава первая. «Дурное поведение».
И он стал читать о собаке Каштанке, которая обрадовалась, что хозяин, столяр Лука Александрыч, взял ее с собой гулять, и от радости гонялась за собаками, бросалась на вагоны