Другая разновидность: мачо-охотники. Это изощренные сердцееды, которым интересен сам процесс завоевания женщины. Типичный пример – Себастьян Вальмонт из фильма «Жестокие игры». В отличие от собирателей, которые предпочитают простые мишени, охотникам подавай недоступную и высококлассную жертву. Чем сложнее объект, тем он желаннее. Например, замужняя женщина, хранящая верность мужу, или просто разборчивая и неприступная леди. Охотники азартно обольщают девушек. Но, добившись своего, моментально теряют к ним интерес. Ведь объект уже покорен, а значит, нет никакого стимула для дальнейших действий. Для них счастье – в погоне за целью, а потом в сладостных воспоминаниях. Продолжать ухаживания за уже покоренной женщиной для охотников так же бессмысленно, как ломиться в открытую дверь.
Не только мы, девушки, ломаем головы над тем, что же движет бабниками и почему они ведут себя именно так. Ученые тоже с интересом исследуют этот вопрос. Одну из версий предложил знаменитый психолог Александр Свияш.
Он пишет, что все люди делятся на две группы: высокопримативные и низкопримативные. У высокопримативных людей сильно животное начало. Ими управляют преимущественно инстинкты, а разум контролирует их очень слабо. Низкопримативные, напротив, рассудочны и в жизни руководствуются доводами разума, а не минутными вспышками инстинкта.
Таким образом, бабники по физиологии своей высокопримативны. В них ярко выражено животное начало и, увы, очень слаб голос разума. Такие мужчины могут быть очень импульсивны. Они слепо подчиняются древнему инстинкту, который приказывает оплодотворить как можно больше самок вокруг. И при этом редко задумываются о возможных последствиях своих поступков. Их импульсивность может проявляться не только в любви. В жизни они, как правило, тоже по-мужски агрессивны, властны, самоуверенны.
Многих женщин на подсознательном уровне тянет к таким самцам-кобелям. Ибо все тот же инстинкт подсказывает, что это «настоящий мужчина», «сильное плечо». К сожалению, когда влюбленность и влечение проходят, женщина может обнаружить, что за внешними проявлениями брутальности нет ничего: ни ответственности,