Впрочем, знаю. Он действовал по наитию, вопреки нормальной логике, а посему никогда не попадал под подозрение. Сидим большой компанией, хорошо сидим, но некой Вале не так хорошо, как остальным. То есть ей уже совсем нехорошо. Шершеневич подхватывает ее на руки и тащит, полувменяемую, в ванную, откуда доносятся характерные звуки. Через десять минут они возвращаются, и видно, что Валюше гораздо лучше, хотя бросается в глаза какая-то отрешенность. Она не принимает участия в разговоре, и загорелый антрекот лежит на тарелке неразрезанный – возможно, потому, что левой рукой девушка придерживает на груди кружевную блузку, на которой не хватает сразу двух пуговиц. Зато Макс в ударе.
– Горюхин-то, слыхали?
– А что такое?
– Ну как же. Останавливает его вахтерша: «Молодой человек, здесь женское общежитие! Вы, собственно, к кому?» – «А вы к кому посоветуете?»
Валюша смущена, но кроме меня и Макса, ради нее рассказавшего этот анекдот, никто ничего не заметил. А Шершеневич как ни в чем не бывало наливает ей водочки, и она машинально выпивает, забыв о недавнем конфузе. Если было о чем забывать.
– Как ты это провернул? – пристал я к нему после вечеринки.
– Ты о чем?
– Ладно тебе. Твоя тайна – моя тайна.
– Я провернул? Ты видел, как она, падая, в меня вцепилась? Я уж думал – всё! Спасибо, до ванной утерпела.
– Погоди. Ей ведь было плохо?
– Плохо было мне. Синяки видишь? Это твоя Валюша.
– Ну ты и жук!
– Да я, старик, не жалуюсь. Ты как-то сказал правильную вещь: они натирают это место сухой горчицей.
– Я пошутил.
– Не знаю, не знаю.
С ним надо было держать ухо востро. Он мог вас поймать даже не на слове, на тайной мысли! Эмпатия, помните? Чего стоит хотя бы эта история с американкой. Джэнет Пруденс, аспирантка, приехала в Союз на стажировку, чтобы лучше вникнуть в тонкости советского права. Все сняли перед ней шляпу – разбираться в том, чего нет в природе! И это при рубенсовском заде и поступи морского пехотинца! Не стану лукавить, увидев ее в студенческой общаге на танцах, я испытал чувство, сравнимое только с первой затяжкой в третьем классе. Перехватив мой взгляд, Шершеневич подмигнул: вперед, гардемарины! Я вяло отмахнулся. Она разрядила бы в меня шестизарядный кольт, прежде чем я успел бы конспективно изложить ей преимущества советского образа жизни. Но кое-кто думал иначе. Через полчаса мы сидели у нее в комнате, и Джэнет простуженным фельдъегерским баском выводила под гитару:
An old woman gave us shelter,
Kept us hidden in the garret
When the soldiers