Она легла в три – накануне, вернувшись из запретной зоны (такое название получила местность, где несколько лет назад удалось остановить вторжение ИскИнов, носителей искусственного интеллекта), Мари сначала разбирала находки, затем ради собственной же безопасности упаковывала их в специальные контейнеры.
Маленький злобный огонек на охранной панели погас.
Может быть, крыса или бродячий кот?
Не тешь себя надеждами… – в душе Мари понимала: глупо цепляться за призрачную соломинку, которая не принесет спасения. Рядом находился кто-то чужой. На мелких животных установленные ловушки попросту не реагировали.
Медленно, стараясь не нарушать тишины, она выбралась из-под одеяла, ступила босыми ногами на холодный пол, сделала шаг в тень, в сторону второго выхода из спальни, который вел в подвальную часть старого дома.
Более всего на свете она не выносила убивать людей, но зачастую ситуация не оставляла ей иного выбора…
На улице хмурились предрассветные сумерки.
День, как обычно, обещал быть жарким, но сейчас над заброшенными постройками одной из покинутых агротехнических ферм сгущался туман, на пожелтевшей траве, пучками пробивавшейся в стыках бетонных плит, дрожали капельки росы.
Вокруг царил смешанный пейзаж: вездесущая растительность практически поглотила заброшенное поселение, побеги лианоподобных растений, цепко карабкавшиеся по стенам, идеально маскировали покинутый поселок от обнаружения с земли и воздуха – попасть сюда было возможно, лишь обладая точным знанием местности…
Ян Ковальский помнил расположение всех агротехнических ферм еще с довоенной поры. Он был одним из немногих, кому удалось выжить, столкнувшись с сонмищем ИскИнов, вторгшихся со стороны вулканической пустыни.
Сколько же еще вот таких заброшенных, потаенных уголков, навек сохранивших следы той короткой драмы, хранят молчаливые леса «запретки»? – подумалось ему.
Ковальский осмотрелся. Да, несомненно, здесь разыгрался один из страшных эпизодов внезапного противостояния. Взгляд то и дело цеплялся за свидетельства былого: многие дома стояли без крыш, большинство окон щерились огрызками стеклопластика, на стенах виднелось множество выщербин от попаданий пуль и осколков, бетонные плиты дороги просели, кое-где на них темнели круговые подпалины от взрывов, их не сумели стереть дожди и обошла стороной растительность, милостиво прикрывшая зеленью основные разрушения поселка.
Лишь несколько строений (в том числе и дом, окруженный бойцами в темной камуфлированной униформе) выглядели годными для жилья.
Командир отряда заставил себя прогнать воспоминания и начал жестами указывать бойцам позиции для штурма.
Лицо Яна скрывал боевой шлем с опущенным пуленепробиваемым забралом, и подчиненные не могли видеть, как серые пятна смертельной бледности проступили на щеках командира, прежде чем он дал резкую отмашку, означающую готовность к штурму.
Ему было тяжело. Душа ныла под гнетом воспоминаний, и в эти минуты Ковальский впервые за последние годы пожалел, что остался в отряде специального назначения