И Федор лениво, с чувством выполненного долга поплелся в сторону дома. Саня пошел за ним.
Сначала они его услышали. Мужичок пел что-то удивительно знакомое, но на непонятном языке.
Саня спросил:
– Слышишь?
– Да, – сказал Федор.
– Но что он поет? – спросил Саня.
– Блин, очень что-то непонятное, – ответил Федор, но действительно уловил знакомый ритм.
– Господи, это Розенбаум, «Вальс-бостон», – встрепенулся Саня.
– Точняк! – поддержал Федя.
Они подошли к мужику. Он поднял голову, как-то божественно, неестественно по-доброму улыбнулся и сказал:
– Это, братцы, старинный язык, язык древних предков наших. Странная аранжировочка, не правда ли?
Затем, покосившись на пакеты, спросил:
– Успели?
– Да, – сказал Федор, вспоминая, как они с Саней летели, словно велогонщики на «Тур де Франс», сквозь коридор покупателей к кассе, чтобы зафиксировать финиш без семи секунд двадцать два часа.
– Повезло. Повезло! – еще раз твердо произнес Федя, как бы упиваясь своей победой на финише.
– Повезло? – переспросил мужик, усмехнувшись. Затем встал во весь свой явно не гренадерский рост и молвил: – Повезло тебе, Федя, зимой девяносто пятого, а сейчас ты просто успел.
Федор обалдело посмотрел на него. Он даже неприлично икнул от удивления. Затем плюхнулся задом на ограждение; из его рта выдавился какой-то непонятный звук, похожий то ли на «откуда», то ли на «тудыть».
Действительно, тогда ему повезло, еще как повезло! Тогда в Грозном они попали, крупно попали! Их тогда, как учили в танковой школе, отправили кого-то эвакуировать или ремонтировать, – он уже не помнил, ведь таких идиотских приказов тогда раздавалось много и всем, – и он поехал с кучкой солдат-ремонтников в заданный квадрат. Долго блуждали по городу Прибыли на место – а там жопа, просто месиво какое-то. Осмотрелись полными ужаса глазами и только решили двигать оттуда побыстрей – раздалась автоматная очередь, затем выстрелы слились со взрывами, и бойцы рванули кто куда. Федор, отстреливаясь куда попало, пытался залезть под летучку, но споткнулся и упал, врезавшись башкой в диск колеса. Очнулся ночью. Вначале думал, что ослеп, но оказалось, что глаза залиты засохшей кровью. Кое-как разлепив их, Федор увидел ужасную картину Всех, кто выжил в первые минуты, не попав под осколки и пули, порезали как баранов. И тогда он понял, что выжил благодаря тому, что, споткнувшись о чьи-то кишки, долбанулся правой бровью о колесо. Бровь, видимо, ужасно кровоточила, и его, потерявшего сознание, боевики приняли за мертвого, не стали тратить на него патроны. После того случая он месяца три каждый день тер до отупения свои сапоги, пока не договорился с начвещем и не купил у него новые.
Наконец,