Это был не столько вопрос, сколько утверждение, и Шаннон молчала, ожидая, что мать скажет дальше.
Аманда прикрыла глаза. В ней вновь взбунтовалась боль, которой она отказывалась подчиняться. Она всеми силами старалась не обращать на нее внимания, не позволить отвлечь от того, что хотела сказать, что должна была сказать.
– Как-то утром, – преодолевая боль, вновь заговорила она, – был уже конец лета, и часто шли дожди, Кэйт не очень хорошо себя почувствовала и решила остаться в постели, почитать и вообще понежиться. А я наоборот. Меня куда-то тянуло, хотелось двигаться. На душе было беспокойно, тревожно. В общем, я села в машину и поехала. Сама не зная куда. И очутилась в местечке, которое там называли Луп-Хед. На самом берегу океана, где высокие скалы. Я вышла из машины и пошла по тропинке. Дул жуткий ветер, он приносил запахи моря. Дождь, казалось, усилился. Могучие волны беспрестанно бились о подножия скал, в ушах у меня словно стучали сотни барабанов. – Она замолчала. Потом заговорила еще медленней и тише: – Там я увидела мужчину. Он стоял неподвижно и пристально глядел на море. Туда, где за пеленой дождя, за громадой волн находилась Америка. Больше там ни души не было, он присел в своем мокром плаще, с козырька лились струйки воды. Мужчина улыбнулся так, словно ожидал меня увидеть, будто для того и пришел. И стоял под дождем, на скалах…
Внезапно Шаннон ощутила беспокойство. У нее появилось непонятное желание прервать Аманду. Пусть она отдохнет, а потом, когда-нибудь, продолжит свой рассказ. Когда? Пальцы Шаннон непроизвольно сжались в кулаки, она ощутила какой-то комок в груди… Нет, мать должна продолжить, должна сказать то, что хочет. Ей это, судя по всему, необходимо.
– Он не был молод, – чуть слышно продолжала Аманда. – Но лицо приятное. И такая печаль, такая тоска в глазах. Совершенно потерянный взгляд, несмотря на улыбку. Он пожелал доброго утра и сказал, какой хороший день – это когда дождь как из ведра лил нам на голову, а ветер колол лицо тысячью иголок. Я рассмеялась, потому что в самом деле мне вдруг подумалось, что день совсем неплохой и что я почти уже привыкла к музыке волн и ветра и вообще к особенностям западной Ирландии. А еще мне понравился голос мужчины, и я готова была слушать его еще и еще. Так мне тогда казалось.
Мы стояли и разговаривали словно дома, в гостиной. О чем? Да обо всем: о моем путешествии, об Америке. Он сказал, что он фермер, только очень неудачливый, и это особенно печально, потому что у него две маленькие дочери, о которых нужно заботиться. Когда он рассказывал о детях, грусть исчезла из его глаз, они загорелись радостью. Он очень нежно произносил их имена – Мегги Мэй, Бри. А о своей жене говорил совсем мало.
Аманда прикрыла глаза, с усилием открыла их снова.
– Потом вдруг проглянуло солнце, – со вздохом сказала она. – Мы как будто плыли в его