– Джимми Хэтчер! – позвали со сцены.
– Священник, – похвастался Джим, вставая.
– Птицефермер, – поправил его я.
Когда Джимми получал свой аттестат, я аплодировал громче всех. Человек, который мог жить с такой матерью, как Клер, заслуживал рыцарских почестей. Джимми вернулся на свое место, и мы продолжили просмотр великолепного шоу – золотые мальчики и девочки получали путевку в жизнь.
– Слушай, они не виноваты, что родились богатеями, – сказал Джимми.
– Я их и не виню. Виноваты их ебаные родители.
– А также их предки.
– Естественно. Будь у меня новенький авто и такие же клевые телки – да ебал бы я все эти базары о социальной справедливости.
– Ага, – согласился Джим. – Большинство начинают вопить о несправедливости, только когда это касается их лично.
Золотая молодежь парадом проходила по сцене, а я сидел и решал – уебать мне Эйба или нет. Я представил себе этого мудака, распластавшегося на асфальте в берете и плаще – жертва моего праведного гнева, а вокруг нас вопящие девицы с восклицанием в глазах: «Боже мой, этот Чинаски просто настоящее животное!»
Но с другой стороны, Эйб как был слюнтяем, так им и остался. Смелым он был только там, на сцене, среди отличников. Уебать его для меня не составит большого труда. И я решил не делать этого. Хватит с него сломанной руки, за которую его родители так и не подали на нас в суд. Но если я сейчас опять его покалечу, они обязательно дадут делу полный ход и обчистят моих стариков до последнего гроша. Правда, не деньги меня заботили, а моя мать, которая ни за что ни про что оказалась бы в полной жопе.
Наконец церемония закончилась. Все повскакивали с мест и повалили наружу. Во дворе выпускники и их родители, родственники и знакомые встретились – море объятий, лобызаний и поздравлений. Я увидел поджидающих меня родичей, подошел к ним и предусмотрительно остановился шагах в четырех.
– Пошли отсюда, – сказал я.
Мать смотрела на меня во все глаза.
– Генри, я так тобой горжусь! – выпалила она и вдруг отвернулась. – Ой, а вон Эйб со своими родителями! – расплылась в улыбке мать. – Они такие милые люди! О, миссис Мортенсон!
Семейство остановилось. Мать бросилась к миссис Мортенсон с открытыми объятиями. Ведь это именно миссис Мортенсон решила не возбуждать дело после многочасовых телефонных переговоров с моей матерью. Они пришли к выводу, что у меня неуравновешенный характер, а мать и так сильно страдает из-за этого.
Мой отец и мистер Мортенсон пожали друг другу руки, а я подошел к Эйбу:
– Эй, пиздюк, с какой это стати ты показал мне палец?
– Что?
– Палец!
– Не понимаю, о чем ты!
– О пальце!
– Генри, я действительно не понимаю, о чем ты говоришь!
– Абрахам, нам пора идти, – позвала его мать.
Семейство Мортенсон удалялось, а я стоял и смотрел им вслед.
– Вот у Мортенсонов парень знает, чем он будет дальше заниматься, – сказал мой