Как это случилось? Опираясь на знаменитую экономическую теорему, философ Герман Люббе говорит, что и при прогрессе предельная польза имеет тенденцию уменьшаться. То есть общество, добившееся благополучия через прогресс, все меньше и меньше различает пользу этого прогресса, который сделал его богатым и свободным. Но зато оно все больше догадывается о том, что прогресс может иметь свою цену, поскольку в этом мире ничто не дается за так, и что мы своим благополучием можем создавать угрозу нашему существованию. Сегодня это представляется так, будто эта озабоченность была неосознанным, но все-таки каким-то корректным рефлексом, который представляли собой резкие перемены 1973 года. С 1973 страх уже не покидает это общество.
Тем не менее нельзя не заметить, что критически относящаяся к росту новая скромность (еще) не нашла своего отражения в официальной государственной политике социал-либерального правительства Гельмута Шмидта. Насколько «зеленое» смирение и религиозность сотворения мира непреднамеренно представляли собой идеологический противовес конца большого бума, настолько мало внимания этой серьезной перемене уделило социальное государство. Тот факт, что кризис экономического роста отразился в драматически сокращающихся налоговых поступлениях, не был воспринят как предупреждающий сигнал. Было просто решено стать государством-должником. То, что не давали больше текущие доходы от налогов, не спрашивая разрешения, переложили на будущие поколения. Еще в середине 70-х годов долг государства составлял здесь около 20 процентов экономического результата (внутреннего валового продукта); за последующие десять лет эта доля увеличилась вдвое, т. е. достигла 40 процентов. Вторая половина 70-х охарактеризовалась самыми высокими показателями государственной задолженности в Германии до ее воссоединения. И то и другое доставляет этой стране по-прежнему много хлопот.
Начиная с середины 70-х увеличивается и общественное неравенство. Доходы верхних десяти процентов, и в особенности верхнего одного процента, растут с тех пор быстрее, чем экономика как таковая. Это означает следующее: теперь капиталист может разбогатеть быстрее, чем рабочий, – и при этом ему для этого, в отличие от наемного работника, даже не надо особенно сильно напрягаться. Принято говорить, что первый миллион самый трудный. Риск, правда, сохраняется: тот, кто поставит на неправильные акции, может лишиться всех своих денег. Но с учетом всех обстоятельств нельзя не сделать следующий вывод: послевоенные годы (пикантным образом и военные годы и предшествовавшие им годы Великой депрессии) были периодом относительного равенства внутри общества. С середины 70-х годов общество распадается на части, что воспринималось как несправедливость