– Ты не умеешь. Умею я, – сказал шеф. – Смотри мне в глаза.
Смотреть в глаза ифриту – страшно.
И вовсе не оттого, что они похожи на глаза безумца, акульи, змеиные или волчьи. В них не тлеют красные угольки и не плавают вместо зрачков светящиеся черепа. Первое впечатление – это обыкновенные человеческие глаза. Карие восточные очи с поволокой, опушенные длинными ресницами, сводящими с ума дамочек. Но помните правило о том, что первое впечатление часто обманчиво? Глаза ифрита – наглядное подтверждение этого правила. В них растворяешься. Как рафинад в кипятке. Это отчасти похоже на погружение в стену, но только отчасти. Во время транспозиции всё-таки чувствуешь себя индивидуумом, хозяином собственного тела и сознания. Здесь – теряешься полностью, попадаешь в абсолютное рабство. Никакого ослушания, никакой лени. Работа на результат, до изнеможения, а если потребуется, то и до смерти.
Можете представить, что меня ждало.
Впрочем, где там! Не можете.
…Если ориентироваться по часам, отпахался я за четыре с половиной часа. Если по собственным ощущениям – за добрый десяток. Шею и верхнюю часть спины сводила судорога, руки мелко тряслись. Кончики пальцев были густо заляпаны тушью.
Зато чертежи получились чистенькие, без единой кляксы, без единой помарки. Двадцать четыре идеальные графические работы. Хоть сейчас на выставку. Меньшая часть листов лежала на столе, большая была развешена по стенам. В рамочках, хоть и не под стеклом.
– Молодец, – сказал мне Сулейман и ласково похлопал по плечу. – Быстро управился. Я думал, дольше провозимся.
– А я всегда говорил, что Паша способен на подвиги. Его просто нужно гонять, – зевнув, подхватил Жерарчик. Он лежал на диване, морда у него была заспанная. – Безжалостно гонять.
– Пять часов! – просипел я. – Это вы называете быстро?
Сулейман пожал плечами. На его взгляд, обсуждать тут было нечего. Бесу наоборот хотелось поговорить. Он уселся совершенно по-человечески, откинувшись на спинку дивана, и плавно повёл передними лапами в стороны.
– А ты думал сколько? Это ж не чёрный квадрат намалевать! Здесь – труд!
– Изуверы, – заключил я, рушась на пол, в мягкие объятия бухарского ковра. – Варвары.
Хотелось выразиться значительно крепче, но при Сулеймане распускать язык опасно. Существуют идиомы, за произнесение которых он может этот орган вырвать с корнем. А возможно, и не только этот. Хотя понять, отчего его злят ругательства, связанные с сексом, довольно сложно. Размножаются ифриты вовсе не так, как люди.
– Да, скифы мы! Да, азиаты мы! – подвывая от собственного остроумия, продекламировал Жерар и повернул морду к шефу: – Так, эфенди?
– Так, дорогой, – согласился тот, а затем спросил: – Паша, ты голоден, мальчик?
Я кивнул.
– Зверски.
– Чего хочешь покушать? Называй любые блюда, любые напитки. Герою не будет отказа ни в чём.
– Пожалуй,