– У меня устойчивая, на подсознательном уровне выработанная привычка контролировать свои действия, – возразил я. – Это привычка человека, который практически никогда не расстается с оружием, да и сам во многом является оружием…
– Последствия, – продолжил генерал свою мысль, – если у тебя в руках будет оружие. А его тебе нужно иметь обязательно. Без него в нашей жизни и при наших контактах со многими вооруженными людьми, как сам понимаешь, никак нельзя. Но эту проблему я могу сам решить, без врачей. Не думаю, что ты будешь возражать. Не будешь, надеюсь?
Генерал вопросительно поднял брови и посмотрел на меня в упор. Так держат брови бывшие и настоящие боксеры, при этом еще и подбородок опускают к груди, как и генерал. Из этого я сделал вывод, что Лукьянов когда-то занимался боксом.
– Не буду.
– И, пожалуйста, береги голову. Никто, в том числе и ты, не знает, что может случиться после любой травмы головы, после любого случайного удара. Знаешь, бывает так: идешь по улице, никого не трогаешь, и вдруг – летит удар… Такие случаи ты должен предвидеть и избегать их. Береги голову. Поверь мне, сгодится еще…
А я вдруг осознал плоскость, в которой ведется разговор. Хорошо осознал, как руками пощупал. И мне, честно говоря, не все в этом разговоре понравилось. Очевидно, генерал Лукьянов тоже почувствовал себя врачом; считает, что лучше меня знает, что мне теперь делать, чем мне заниматься, и моего согласия спрашивать даже не желает. Он говорит о моей дальнейшей жизни так, словно он все за меня сам решил, а мое согласие его не интересует. Да, я только что думал о том, что обязан помочь Комитету. Но кто сказал, что я должен в нем служить? А добывать разрешение на оружие человеку, не входящему в штат Комитета, генерал Лукьянов не будет.
– Товарищ генерал, извините, но вы так размышляете, словно я уже написал рапорт о приеме меня на службу в Комитет… Вы меня, кажется, даже не спросили.
– Разве я так размышляю? – удивился Лукьянов и едва заметно улыбнулся.
Улыбка шла его грубому, словно из камня