– Не можешь – в отдел возвращайся, я похлопочу, – неожиданно предложил он. – Работать некому, молодняк ни черта не годится.
– А я гожусь, да?
– Ты годишься. У тебя нюх!
Он поднял на нее взгляд, полный надежды.
– Нет, Перец, не уговаривай, – замотала Арина головой и даже зажмурилась, вспомнив свое отчаяние перед увольнением. – Меня там так все достало!!! До сих пор зубы скрипят, как вспомню.
– Понял.
Сашка слез с деревянного кресла, походил по ее кухне, осторожно ступая в носках по ее лаковым половицам. Вдруг вперил взгляд в угол, где у нее пока диван стоял.
– Сюда камин просится, Ир, – ткнул он пальцем в угол.
– В курсе. Собираюсь. Да все недосуг.
Арина начала убирать со стола, удивившись про себя своей пустой тарелке. Даже не помнила, как все съела, находясь мыслями далеко отсюда. Даже вкуса не почувствовала, если честно. Да и за Сашкой все больше следила. Как он ест, как думает, как смотрит на нее строго и непримиримо. Он и сейчас спиной к ней встал и молчит. А когда повернется, неизвестно еще, что отмочит.
– А я умею камины класть, прикинь, Ир, – выдал он ей с радостной улыбкой. – И чертежи у меня есть. Четыре разных камина, выберешь, какой хочешь.
Она уставилась на него с открытым ртом.
Что сейчас было, интересно? Он, буравя ее угол взглядом, придумывал причину, чтобы остаться у нее на подольше? Точно! Он же не мог просто так. Он должен был по причине. А то навыдумывают…
И ничего лучшего не придумал, как камин ей сделать. Ай, молодца!!! Ай да Перец!
Да она ему весь дом готова отдать на переустройство, лишь бы он тут побыл, ну хотя бы недельку-другую. Арина искренне надеялась, что этого времени ей хватит на восстановление душевного равновесия. Пусть стены ломает, пусть кирпичи кладет! Не получится камин, пускай будет печь! Русская, о! Со старомодной заслонкой и шторкой, огораживающей спальное место. Она готова!
– Чего лыбишься-то, Воробьева? Согласна, нет?
– Согласна! Пусть будет камин, Перец! Только… – Она прикусила губу, чтобы так откровенно не радоваться, улыбаясь. – Только как же ты станешь камин делать, работать, ездить каждый день в город и обратно и…
– Да не стану я ездить, Ир, хорош комедию ломать, – оборвал он ее, обхватил свой затылок ладонями, хмыкнул. – Тебе не хотелось, чтобы я уезжал. Потому что трусишь. Мне не хотелось тебя тут оставлять одну, потому что полезешь куда-нибудь не туда, дров наломаешь, башки еще чего доброго лишишься. А мне что тогда делать? Век доживать с чувством вины? Нет уж, Воробьева. Потерпишь мое присутствие пару недель. Ну а пока буду вынужден тебя охранять, стану камин тебе возводить.
– А работа?
Чтобы не выдать своего разочарования от его прямолинейной проницательности, Арина схватила со стола и потащила гору тарелок в раковину. И тут же принялась скоблить их губкой, забыв совсем, что посудомоечную машину приобрела еще полгода назад.
Чувство вины его, вишь, возможное тревожит!