Нужно признать, что экономико-теоретический мейнстрим не оставался неизменным. Так, серьезные сомнения в значимости понятия равновесия для экономической теории высказали представители австрийской школы. Поскольку индивиды не имеют релевантной информации для оценки того, что именно породит ситуацию равновесия, и поскольку, даже если все то, что требуется для достижения равновесия, известно в момент t, то эта информация устареет в момент t + 1, и поскольку экономические агенты никогда не действуют в ситуации равновесия, и поскольку, даже если бы они действовали в этой ситуации, то индивиды всегда стремились бы к тому, чтобы вырваться из-под ограничений, накладываемых равновесием, – для получения прибыли, завоевания власти, обретения славы и престижа. В дополнение к этому авторы австрийской школы не признают важности эмпирических исследований, отдавая предпочтение априорным суждениям. Их точка зрения состоит в том, что теория может быть результатом только дедуктивного построения, т. е. должна представлять собой тавтологию (как однажды отметил Милтон Фридман, критикуя австрийскую школу). Таким образом, согласно этой весьма выигрышной точке зрения достоинства любого экономического исследования будут зависеть от природы и логической непротиворечивости аксиом, сформулированных ex ante. Что касается логического позитивизма, в рамках которого экономические законы оцениваются посредством сопоставления прогнозов и эмпирических наблюдений, и индукции в целом, то их сферой применения должна оставаться лишь экономическая история, определяемая как «собирание и систематическое упорядочивание всех данных опыта, касающегося человеческой деятельности» ([Mises, (1949), 1963, p. 30], [Мизес, 2012, с. 32]). Разумеется, статистика и поиск данных представляют собой полезное дополнение, но это дополнение не является по-настоящему необходимым, будучи к тому же потенциально опасным: согласно этому воззрению, когда хорошая теория не соответствует данным, исследователь должен усомниться в качестве данных. Плохое соответствие данным теории недостаточно для признания теории ошибочной, равным образом, хорошее соответствие данным не является показателем обратного.
Поэтому, согласно Мизесу, Ротбарду, Лахману и их последователям, коль скоро концепция равновесия и метод индукции отброшены, экономическая теория превращается в анализ логических конструкций, являющихся движущим началом человеческой деятельности. В этом состоит суть так называемого праксеологического подхода, в соответствии с которым индивид представляет собой суверена, и в сферу его свободной деятельности невозможно никакое вторжение извне, за исключением случаев, когда такое вторжение представляет собой физическое насилие или мошенничество[60]. Очевидно, детерминизм со всеми его версиями должен быть отвергнут, а природа и свойства политического действия должны быть основаны скорее на моральной философии, чем на коллективной (социальной) эффективности, не говоря уже о герменевтике